а я уже вымотана и выжата, как старая кукла.
Для всех в этом кабинете, кроме нас с Богданом, в данный момент не происходит ничего особенного. Рутина.
Подумаешь, ещё одни разводятся?
Делят детей. Пилят имущество.
Если бы каждый из них знал, насколько мне сейчас больно… А если бы Богдан знал?!
— Яна Альбертовна, — окликает меня судья.
— Да, — отзываюсь хрипло.
— К заявлению вы по каким-то причинам приложили расписку, подписанную ответчиком. По данному документу он обязуется вернуть одолженные пять миллионов Шацкому Альберту Рустамовичу. Правильно я понимаю, что это ваш отец?
— Да, — изумлённо округляю глаза.
Я знать не знала, что юристы отца что-то там прикладывали. Я вообще это заявление не читала, подписала, лишь бы меня оставили в покое.
— В рамках вашего искового заявления этот документ не играет никакой роли. Всё совместно нажитое имущество делится между супругами поровну. По поводу бизнеса. Он открывался в браке. Суд проведет оценку рыночной стоимости и определит либо сумму компенсации, либо ООО «Газснабкомплект» будет поделена на равные доли. В ином случае вам необходимо достичь соглашения до назначенной мной даты. Это понятно?
— Да.
— По данной расписке ваш отец может обратиться с отдельным исковым заявлением, — замечает женщина.
Богдан насмешливо ухмыляется, а я в эту секунду сгораю со стыда.
Он ведь всё отдал.
До копейки.
Зачем папа вообще вспомнил об этом? Позорище, — думаю я, принимая документ от судьи, которая тут же предоставляет слово стороне ответчика.
Адвокат Соболева начинает сыпать терминами и бумагами, а я всё вглядываюсь в ровный почерк Богдана на расписке и подумав, пододвигаю её к нему.
Пусть это будет смотреться как чёртов белый флаг с моей стороны.
Мне всё равно.
Изрядно наскучило вмешательство отца. Сначала в наш брак, теперь в развод. Наверное, надо было раньше пресечь эти попытки, но сейчас мы находимся на этапе, когда думать об этом бессмысленно.
Богдан не меняя положения рук, безразлично осматривает расписку и снова обращает внимание на своего адвоката. Меня демонстративно игнорирует.
Бесчувственный мужлан.
— Позвольте, я задам пару вопросов истцу, уважаемый суд, — произносит Виктор Андреевич невозмутимо.
— Пожалуйста, — кивает женщина, вновь погружаясь в бумаги.
— Яна Альбертовна, — начинает адвокат с азартным блеском в глазах. — Скажите, пожалуйста, вы работаете?
— Да, — киваю, сама не замечая, как внутри взрываются победные фанфары.
— Очень интересно. По моей информации, вы к двадцати восьми годам оставались безработной.
— Я… работаю с прошлого месяца.
— То есть, — разводит руками Луневич. — Вашего работодателя не смутили отсутствие опыта и образования?
— Возражаю, ваша честь, — говорит Долинский, резко наклоняясь. — Что за домыслы? У моей доверительницы есть справка с официального места работы. И положительная характеристика.
— Принимается, — судья кивает и обращается к Виктору Андреевичу. — К чему эти вопросы?
— Прошу прощения, — скалится адвокат хищно. — Я, конечно, исследую данные документы в материалах дела, но позвольте заметить, что наверняка супруга моего доверителя находится на испытательном сроке? — вновь поворачивается ко мне.
— Официально, да, — часто киваю.
Не понимаю, к чему он ведёт? К моей несостоятельности как матери, способной обеспечить своих детей?!
Богдан делает вид, что пропускает все это мимо ушей. Будто он вообще не здесь.
— То есть, вы не уверены, останется ли это место за вами? — продолжает допытываться Соболевский защитник.
— Уверена, что справлюсь, — чуть повышаю голос и уставляюсь на Долинского, который предостерегающе на меня смотрит.
— Вам об этом сказал работодатель? — Луневич притворно улыбается.
— Нет, — выдыхаю.
Мужчина удовлетворённо кивает и мажет быстрым взглядом по Арине, сидящей прямо за нами.
— Как тогда вы можете быть в этом уверены?
— Я справляюсь со своими обязанностями, — тараторю. — Почему меня должны уволить?
Подол юбки смят до такой степени, что уже не выправляется. Ещё чуть-чуть и я порву тонкую ткань. От напряжения начинает кружиться голова.
Сталкиваюсь взглядами с Соболевым.
Ты ведь этого хотела? — читаю в его глазах.
Судорожно вздыхаю.
Нет. Не этого.
— Меня не уволят, — твёрдо произношу.
— Возможно, вы снова заболеете и попадёте в клинику неврозов, как пару месяцев назад, Яна Альбертовна? — парирует адвокат, отбрасывая моё трепещущее сердце в пятки.
Богдан отшатывается и удивлённо поднимает брови, а я морщусь от острой боли, стреляющей в висок.
— Возражаю, ваша честь, — снова произносит Долинский.
Судья внимательно смотрит на меня и отрицательно качает головой.
— Мне нужно на это отвечать? — спрашиваю бешено. — Да я проходила лечение, но я не нахожусь на учёте у психиатра. Я не сумасшедшая, — уставляюсь на мужа. — Скажи ему.
Он молчит. Ни слова не произносит. За холодностью в его глазах мелькает что-то типа сожаления или… может быть, жалости?!
— Что ты молчишь? — шиплю. — Тоже считаешь, что я чокнутая? — произношу сдавленно.
Богдан склоняется к Луневичу и что-то яростно шепчет.
— Яна, — одёргивает Арсений. — Успокойся.
Звенящая тишина в кабинете разъедает кровь. Поднимаю подрагивающий подбородок к потолку, чтобы не разрыдаться прямо здесь.
— Я сделаю соответствующий запрос по месту жительства, — кивает судья и обращается ко мне. — Впредь требую быть спокойнее, Яна Альбертовна. Здание суда не место для выяснения отношений.
— Извините, — сдавленно выговариваю, боясь взглянуть на Соболева.
— Вы меня тоже простите, Яна Альбертовна, — произносит Луневич, но на его холеном лице ни капли раскаяния.
Козёл.
Глаза жжёт. Настолько стыдно мне ещё никогда не было.
Как только нас отпускают, хватаю свои вещи и соскакиваю с места. Дёргаю на себя дверь и убегаю по коридору, захлёбываясь.
Всё напряжение сегодняшнего дня выходит со слезами.
На первом этаже блуждаю и, по всей видимости, отправляюсь в обратную от выхода сторону, потому что в итоге оказываюсь в конце коридора у большого распахнутого окна.
Скидываю пальто с сумкой на подоконник и отчаянно обнимаю себя за плечи, пытаясь прийти в себя. Руки потрясываются от рыданий, а тушь наверняка растеклась, но мне нет до этого никакого дела.
В ушах звенит, а в голове какой-то рой из колких вопросов урода, которого выбрал мой муж в защитники.
Створка окна раскачивается, с улицы веет осенним холодом, пробирающим тело под тонкой шелковой тканью. Ещё больше начинаю дрожать и сама не замечаю, как неожиданно оказываюсь в плотном кольце из мужских рук, а в нос проникает запах сигарет и знакомой туалетной воды.
В голове пустота. Сердце отчаянно пульсирует, как сумасшедшее. Руки Богдана успокаивающе поглаживают шелковую ткань чуть ниже груди, а небритая щека прислоняется к нежной коже за ухом, вызывая трепет во всём теле.
— Зачем пошёл за мной? — спрашиваю еле слышно.
— Я не пошёл, — мрачно выдыхает мне в шею. — Я приплыл. Ты здесь всё залила. Слава богу, плавать я умею, а несколько человек уже
