Следующие два дня она только и делала, что бегала по его поручениям. В присутствии отца Кэллум притворялся слабее, чем был на самом деле, отказывался отвечать на ее вопросы, однако был способен настоять, чтобы Дестини сидела с ним, пока он ест, и чтобы говорила с ним, потому что ему, видите ли, нужно чувствовать присутствие других людей рядом с собой. А под «другими людьми» он подразумевал ее.
Кэллум постоянно выспрашивал, действительно ли он ее дорогой и любимый, а когда она отказывалась отвечать, многозначительно улыбался.
К концу второго дня отец заверил ее, что Кэллум достаточно окреп для путешествия в поселок. Теперь он мог передвигаться без помощи — хотя по-прежнему устраивал из этого целое представление и настаивал, чтобы Дестини поддерживала его.
Поездка заняла вдвое меньше времени без неудобной ночевки на станции, и всю дорогу Дестини решительно настраивала себя прижать Кэллума к стене и заставить признаться, зачем он все-таки заявился сюда.
Если он приехал за какой-нибудь подписью, она подпишется и отошлет его прочь. Быть так близко к нему просто невыносимо. А ощущение его тела на своем, когда он использовал ее в качестве опоры, лишало Дестини самообладания и сводило с ума.
Она вернулась в Панаму, чтобы сбежать от него, и теперь оказалась в наихудшем положении, которое только можно вообразить. Он узнал о ее чувствах и вознамерился извлечь выгоду из этой ситуации.
Ни единой возможности напомнить Дестини о ее признании не было упущено. Если он не приставал с просьбами, то наблюдал за ней, но она упорно отказывалась встретиться с его взглядом и увидеть в нем самодовольство.
Если это его способ расквитаться с ней за ее побег, то он преуспел.
Как только они вошли в комнату, которую ему отвели, она закрыла дверь и встала руки в боки, наблюдая, как он лениво усаживается в кресло у окна.
— Можешь уже перестать притворяться, — сообщила она ему без предисловий, игнорируя невинно-вопросительно приподнятые брови. — И заодно прекрати изображать святую невинность. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
— Как ты можешь разговаривать таким тоном с человеком, который не оправился от тяжелой болезни?
— Если ты сейчас же не прекратишь, Кэллум Росс, я гарантирую тебе болезнь потяжелее! Не думай, что я настолько глупа, чтобы не видеть насквозь твою игру.
— Какую игру? — спросил он еще невиннее, так, что ей захотелось закричать. Но она только судорожно сглотнула и сделала пару глубоких вдохов.
— Да, я сбежала от тебя. Возможно, мне следовало остаться в Англии и сказать в лицо, что я не намерена вступать в брак с человеком, который видит во мне полезный предмет с дополнительным достоинством сексуальной игрушки до тех пор, пока новизна не поблекнет. Я, конечно, струсила, но…
— И теперь я понимаю, почему, — пробормотал Кэллум так тихо, что она волей-неволей придвинулась ближе, чтобы расслышать его.
— Да, — горько сказала Дестини, — теперь ты знаешь, почему. И наслаждаешься этим, верно? Твое «эго», должно быть, получило сокрушительный удар, когда ты вернулся из Нью-Йорка и обнаружил, что я исчезла: Зато теперь-то ты торжествуешь. Если ты приехал сюда для того, чтобы я что-то подписала, давай, я подпишу, и, ради бога, уезжай и дай мне жить дальше.
— А что, если я приехал еще раз сделать тебе предложение? — мягко спросил он.
— Тогда можешь возвращаться в Англию и вспомнить, что я написала тебе в записке. Ответ по-прежнему «нет».
— Ты любишь меня…
Эти слова были как кинжал, вонзающийся в мягкую плоть.
— Это пройдет, — едко ответила она. — Как болезнь. В любом случае, какой смысл жениться на мне теперь? Ты ведь уже получил, что хотел. Мне осталось имущество, а ты завладел компанией.
— Может, я хочу еще и загородный дом, — пробормотал он, продолжая пристально смотреть на нее.
— Для чего? Для расширения бизнеса?
— Может, я хочу жить там… Это довольно живописное место для семьи… много простора для множества детей…
Соблазн окутал ее.
— Тогда тебе лучше начать искать женщину, которую ты полюбишь, — проговорила она с унылой монотонностью, заглушая воображение, которое унесло ее в загородное поместье, где она могла бы жить с этим мужчиной и их детьми.
— Зачем мне делать это, — сказал он, вопросительно склонив голову набок, — когда я уже нашел ее?
— Прекрати, — прошептала Дестини. Слезы подступили к глазам, и она сердито заморгала, прогоняя их, а вместе с ними и образ мужчины, глядящего на нее так, что ей стало казаться невозможное возможным, хотя она и понимала, что Кэллум по-прежнему играет с ней.
— Нет, не прекращу. Не могу, — сказал он хрипло, да так, что надежда начала борьбу с ее угрюмой обреченностью.
— О чем ты говоришь? — спросила Дестини тихо и неуверенно.
— Я говорю о тебе и обо мне. Почему я протащился через полмира, чтобы добраться сюда? Все из-за тебя. Мне не нужна твоя подпись ни на чем, кроме брачного свидетельства.
— Я же сказала тебе…
— Ты не слушаешь, моя дорогая.
И такая нежность была в его голосе, что она посмотрела ему прямо в лицо, желая, чтобы он сказал то, что ей хотелось услышать. Но она тут же напомнила себе, что надо жить одним моментом, и если оп окажется плохим, что ж, на смену ему придут другие, лучше, а этот останется лишь далеким воспоминанием. Кэллум уедет. Она останется. Жизнь будет продолжаться, как продолжалась два последних месяца после ее возвращения из Англии. Она ведь не умерла от разбитого сердца, не так ли?
— Я приехал сюда, чтобы сказать тебе, что… — он замолчал, и слабый румянец начал заливать его шею, — что, когда ты сбежала от меня… — Он провел рукой по волосам и сказал, что выпил бы воды, но она отказалась принести ее. — Я еще очень слаб.
— Говори то, что хотел сказать.
— Когда ты сбежала от меня… — продолжил он, как заезженная пластинка.
— Да? — Она не собиралась позволить ему отвертеться.
— Я… это было как удар в живот…
— О.
Он приподнял ее лицо и провел пальцем вдоль щеки.
— Нет, я вру. Это было намного, намного хуже. Это было все равно что наблюдать, как жизнь вытекает из тебя по капле, потому что… я люблю тебя. Поэтому я приехал сюда. Сказать тебе, что я люблю тебя.
— Сказать мне, что ты любишь меня. — Фраза была такой восхитительной на вкус и вытворяла такое невероятное с ее сердцем, что ей хотелось повторять ее снова и снова. Дестини рассмеялась, не в силах поверить в свое счастье. — Потому что ты любишь меня. Потому что, — медленно произнесла она, — ты… любишь… меня…
— И потому, моя дорогая, что хочу жениться на тебе. Хочу, чтобы ты была рядом со мной и в моей постели всю-всю жизнь. Потому что хочу иметь от тебя детей, с которыми ты будешь ждать меня в конце длинного дня. Хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, обнимала, ласкала, старилась вместе со мной, делала все на свете вместе со мной.
