— Слишком поздно?
— Для нас. Я люблю тебя, — просто сказал он. — Так люблю тебя, что испытываю даже физическую боль. Теперь, когда вспомнил тебя, я смотрю на тебя и не могу понять, как вообще мог все забыть. То, как ты прикасаешься к разным вещам, как ты двигаешься, твою улыбку, твое изящество, твое… благородство.
Джеллис с трудом проглотила ком в горле, присела на краешек дивана, обняла его и притянула к себе его голову.
— Я тоже люблю тебя. — «Но еще не все сказано. Не все решено». — А ты все вспомнил? — тихо спросила она. — Ты помнишь, как просил меня выйти за тебя замуж? Что мы испытывали друг к другу?
— Да. Я все помню. И мне так больно. Больно, что четыре месяца жизни безвозвратно утеряны. Что тебе приходилось как-то справляться одной. Что все мои поступки приносили тебе боль.
Нежно коснувшись пальцами его лица и грустно глядя на него, она тихо сказала:
— Я любила тебя, Себастьен. Так сильно любила…
— Любила? — спросил он, оборачиваясь к ней.
— И сейчас люблю. Для меня просто видеть тебя, чувствовать, что ты рядом, входить в комнату, в которой ты, — все равно, что заново влюбляться в тебя. Каждый раз заново. Но тогда у меня не было страха. Он появился сейчас. Теперь, после той аварии, во мне появилось ощущение хрупкости всей нашей жизни.
— Но не из-за Дэвида? — удивленно спросил Себастьен. — Ты утратила одного любимого, но не боялась потерять другого?
— Нет, — порывисто возразила она. — Я не боялась. Мне казалось, наши жизни были словно заколдованы. Это звучит глупо, но я так чувствовала.
— Но теперь?
— Теперь не так, — мрачно ответила она. — Теперь я ценю каждый миг, наслаждаюсь им. Ты оставил меня совсем без защиты, Себастьен. Без тебя я пропаду. Меня это страшит. А эту прошедшую неделю, — тихо продолжала она, — эти несколько дней во Франции… Я хотела тебя и почти ненавидела. Мне было так тяжело, я так устала, так измучилась. Мы пережили с тобой величайшую любовь в мире, и мне казалось несправедливым, что она закончится потому, что ты не помнишь, как мы любили друг друга. Эти последние четыре месяца изменили нас обоих, но я не стала меньше любить тебя, просто переживаю за тебя. Я страстно мечтаю вернуть все как было. Но у нас впереди долгая жизнь, не так ли?
— Да. И мне нужна ты, — глухо произнес он. Он посадил ее к себе на колени и прижал крепко-крепко. Джеллис положила голову ему на плечо, прижалась к нему, а Себастьен обвел взглядом комнату — поглядел на елку, на детскую коляску, на огонь в камине. «Я едва не потерял все это». Из радиоприемника доносилась веселая песня, но они почти не слышали ее и лишь отметили, когда она закончилась. — Какое спокойное в этом году Рождество, — пробормотал Себастьен. — Только мы втроем.
— Да. Только мы втроем. — Джеллис подняла голову и посмотрела на него, на это дорогое лицо, посмотрела в его зеленые с карими искорками глаза, в которых было столько любви и печали, и улыбнулась робкой, застенчивой улыбкой. — Я люблю тебя, — хрипло прошептала она.
— А я тебя.
— А завтра… — Она замолчала и, потрясенная, широко раскрыла глаза. — Мы же не купили индейку!
— Что?
— Мы не купили индейку! — настойчиво повторила она.
Себастьен поглядел на нее, потом взглянул на часы.
— Когда закрываются магазины?
— Не знаю. — Она торопливо выбежала в холл, схватила ботинки и начала натягивать их.
— Что ты делаешь? — из-за спины раздался голос Себастьена. — Я схожу.
— Нет, ты не пойдешь, ты останешься дома и будешь отдыхать. — Она взяла пальто, быстро и крепко поцеловала Себастьена в губы и выбежала. На ходу закуталась в пальто и, смеясь, быстро побежала в деревню. Едва переводя дух, она домчалась до мясника, когда тот уже собирался закрывать лавку.
— Я забыла про индейку! — сказала она.
— А я для вас ее приготовил. И как раз собирался завезти вам, — улыбнулся он в ответ. — Она тяжелая, Джеллис, и… застегните-ка пальто.
— Да, спасибо. — И к удивлению обоих она потянулась к нему и поцеловала его в щеку. — Счастливого Рождества.
У мясника немного закружилась голова, и он машинально ответил:
— Счастливого Рождества. — И потом улыбнулся. Ему было необыкновенно приятно, что эта женщина так счастлива, так полна жизни. «Как бы я хотел сейчас быть моложе, стройнее», — глуповато подумал он. Он грустно покачал головой, проследил, как она широко распахнула двери магазина и как ее великолепная коса взметнулась у нее за спиной, и подумал, почему она так поздно вспомнила об индейке. «Но я же видел этого француза, так что чего уж тут гадать…»
Смеясь, с разгоряченными щеками, через двадцать минут Джеллис уже вернулась домой. Парадная дверь распахнулась, и она увидела в проеме освещенного янтарным светом Себастьена. Он ждал ее. Она почувствовала, что ей стало жарко, что ее любят, что она — какая-то особенная. Она выбралась из машины, неся тяжелый пакет в руках.
— Мне кажется, мясник подумал, что я сошла с ума, — засмеялась Джеллис, закрывая дверь.
— Нет, я думаю, он нашел тебя очаровательной, — поправил ее Себастьен и бросил покупку рядом с вешалкой.
— Глупости, — счастливо выдохнула она.
— Иди сюда, — тихо приказал он.
И у нее внутри снова все сжалось от любовного томления. Сбросив пальто и уронив его на пол, Джеллис подошла к Себастьену и бросилась в его распростертые объятия.
— Что? — тихо спросила она.
— А вот что, — хрипло ответил он и дотронулся губами до уголков ее рта и стал покрывать его поцелуями. — Целых четыре месяца я не мог делать этого. И четыре месяца не знал, что хочу этого. — Он поднял ее на руки, понес в гостиную, нежно положил на диван и наклонился, чтобы снять с нее ботинки.
— Но сейчас ты это понял, да?
— Да, — с усилием выговорил он и опустился перед ней на колени. — Теперь я все знаю. — Он протянул руку и провел пальцами по ее лицу, глубоко заглянул в прекрасные глаза любимой. — Я сидел здесь, ждал и все думал, думал. Мне так много надо передумать, все расставить на свои места. У меня в голове все еще перепутано, я не уверен ни в чем, боюсь размышлять, боюсь, что все это вдруг уйдет от меня. Мне кажется, весь мир ворвался ко мне в душу, в мое сердце. Я все время вспоминаю, как спрашивал тебя, каким я был, как все было, чтобы ты показала мне, заставила бы меня вспомнить… Как же я мог все забыть, Джеллис? Такое не должно забываться никогда.
— Не знаю, — нежно успокоила она его и прижала ладонь к его щеке. — Но теперь все кончено. — Она приблизила глаза к его губам и нежно, хрипловато попросила: — Поцелуй меня. Как всегда целовал. — И от одной только мысли об этом у нее заболело сердце, участилось дыхание, а сердце пустилось вскачь.
