— Итак, — сказала она; — решив взять всю вину на себя, ты нашел самый лучший для нас выход — прыгнуть в эту отвратительную машину и мчаться как полоумный на скорости, при которой погибнуть — пара пустяков.
— Нет, — он потянулся к ней, обнял и прижал к себе. — Никогда, — твердо сказал он, — я не собираюсь опять оставлять тебя одну. Будь в этом уверена. Ты знаешь мою натуру, Марни. Я не могу удержаться, когда завожусь, А за рулем машины я очень спокоен, у меня ясная голова и чистый взгляд. Просто лопнула покрышка, поэтому я сошел с трассы, — объяснил он. — Это никак не связано с моим вождением или с превышением скорости. Не связано даже с тем, что я готов умереть от любви к тебе! — пошутил он. — Виновата плохая покрышка. И больше ничего.
Она с сомнением посмотрела на обломки машины.
— Но ведь ты мог погибнуть.
— Это невозможно, — сказал он со своим обычным высокомерием. — Я слишком хороший водитель. Даже при скорости в сто пятьдесят миль в час этими машинами можно управлять без всяких проблем. Они очень надежны, несмотря на их хрупкий вид.
— Но ведь они сразу загораются, — отметила она.
— Вот поэтому я и ношу всю эту защитную одежду. В случае чего я могу относительно невредимым выбраться из машины. Сегодня так и произошло.
Только теперь они заметили, что их головы безжалостно поливает дождь. Что они сидят в луже. Что с волос капает вода. Что они все в грязи и у них холодные и мокрые лица.
— Ты ужасно выглядишь, — честно сказала Марни. — И здесь поранился, — она прикоснулась мокрыми пальцами к его щеке, где уже появился синяк.
— А у тебя все руки и лицо в царапинах, — Гай так же нежно прикоснулся пальцами к тонким красным царапинам на ее щеках. — Как это случилось?
— Я бежала спасать тебя. — Ее глаза уже поблескивали искрами смеха. — Мне пришлось продираться сквозь живую изгородь.
Гай глубоко заглянул в ее потемневшие от любви глаза, потом запечатлел по поцелую на каждой красной полоске на ее лице.
— Еще где-нибудь болит? — спросил он, когда она отодвинулась.
— Кажется, везде болит, — вздохнула она, и от легких, как перышко, прикосновений его губ ее охватило наслаждение. — А у тебя? — вдруг заботливо спросила она. — Где-нибудь еще есть раны, кроме этого синяка под глазом?
— О, кажется, везде болит, — с той же интонацией проговорил он.
— Серьезно? — спросила она.
— Серьезно, — ответил он без тени улыбки. — Я повредил плечо. Немного, когда машина сошла с трассы. А потом получил более серьезные ранения, когда ко мне подлетела откуда-то безумная женщина и начала меня колотить.
— О! — она нахмурилась, вспомнив свою сумасшедшую атаку. — Я была на тебя так зла.
— Я это заметил.
— Но ведь я считала, что найду тебя уже мертвым! И вдруг увидела тебя, причем в полном здравии и таким же самоуверенным!
— И это еще хуже, чем смерть, — закончил он, смеясь.
— Не смейся, — ответила Марни, а выражение ее лица стало очень серьезным. — Есть вещи хуже, чем смерть. Например, прожить жизнь и не узнать, как сильно я тебя люблю, Ги.
— Иди ко мне, — сказал он и прижал ее к комбинезону. — Ты — это все, чего я хотел в жизни с того момента, как узнал, что ты существуешь.
— Тогда пойдем домой, — прошептала она. — Я хочу прижаться к тебе в той большой и теплой кровати, в которой я проснулась одна сегодня утром.
— В кровати! — его мысли просветлели, ему стало весело. — В любой случае это лучше, чем сидеть в луже, — согласился он и, встав, помог и ей подняться на ноги. — Горячая ванна тоже звучит заманчиво, — лукаво улыбаясь, добавил он.
— Ванна на двоих? предложила Марни, обнимая его за талию. Он положил руку ей на плечи. Она подняла к нему свое мокрое лицо, и в глазах ее он прочитал обещание.
Гай что-то ответил и побежал к дому, увлекая с собой и ее.
