class="p1">— Ты так и не понял, сынок? — Бурый достал сигарету и протянул мне. — Думаешь, у нас не было женщин? Думаешь, не любили никого? А матери? Дети? Думаешь, не было у нас семей?
Я закурил, жадно наполняя легкие дымом. Я никогда не задумывался о том, что у уголовников, по типу дядькиных шестерок, могут быть родственники. Ну, матери, отцы. Но супруги с детьми? В голове не укладывается.
— Гнойный вообще бабу с месячным младенцем оставил, чтоб опасность отвести. Думаешь, легко ему было? А если б малышку задушили на его глазах отморозки сраные, думаешь, легче бы ему было?
Гнойный, татуированный и беззубый, тяжело вздохнул от слов своего друга.
— Уезжай, Матвей. Из этого болота только один выход — в прорубь к Андрею Борисовичу. Только так теперь это закончится. — Бурый затянулся, выпуская в воздух клубы дыма. — Хочешь, полетели со мной. Я в Италию решил махнуть на грузовом самолете, документов то нет.
Сердце словно пронзило копьем. Виски запульсировали болью, и мне пришлось потереть переносицу. Я должен уехать, так будет правильно. Правы они. Шутки с Распутиным плохи. Дядю завалил, а нас так и вообще подавит, как букашек. Но Оксана… моя милая черноглазая демоница. Что она подумает обо мне? С ума сойдет, наверно, от горя и тоски. Я же знаю, что она по мне одержима, как и я по ней.
2 месяца спустя…
Оксана
Консультант открывает шторку, и я вижу очарованные глаза мамы. Она прыгает на месте от счастья, словно ребенок, улыбается и хлопает в ладоши.
— Платье точно подойдет беременным? — спрашиваю у миловидной девушки, и та наигранно улыбается.
— Ну конечно! Зачем мне вас обманывать? — разводит руками консультант.
Поворачиваюсь к зеркалу и замираю.
На меня смотрит красивая тридцатилетняя женщина с высоко поднятой головой. Белый цвет ей совсем не к лицу. Да и платье не такое, о котором она мечтала. На темных волосах фата выглядит не гармонично, и из-за кружевных рукавов невозможно поднять рук. Улыбаюсь своему отражению, стараясь изобразить истинную радость, а в глазах все равно проскальзывает глубокая тоска.
Тоска по человеку, которому верила. Которого считала своим идеалом. Мечтой. Журавлем.
Улетел мой журавль, даже не попрощавшись. Оставил мне в подарок бессонные ночи и малыша под сердцем.
Я ужасно по нему соскучилась. По взгляду, голосу, объятиям. По самым простым бытовым вещам. По страстному дикому сексу.
Я ревела в подушку целый месяц. Ждала от него звонка. Хотя бы сообщения, пары слов в смс. А он пропал. Исчез, будто его не было. Он пробил в моем сердце такую дыру, что теперь ее ничем не залечишь. И как бы кропотливо я не старалась залатать раны ржавыми иглами семейной жизни с Алешей, все больше боли лилось из моего сердца. Этой болью я топила родителей, которые переживали больше моего. Когда сказала маме, что выхожу замуж за Лешу, а не за Матвея… она… долго не могла прийти в себя. На все ее расспросы первое время я отвечала одними лишь слезами и истериками. Орала, как сумасшедшая. Кусала кулаки до крови, чтоб физическая боль перекрыла душевную.
Я скулила от одиночества с чужим мужчиной и рвала под собой простыню от безысходности.
Я задыхалась собственным горем и не могла найти выхода из этого замкнутого круга — десятого круга ада. Моего личного.
Все вернулось туда, откуда началось. Все плохое умножилось в десятикратном размере, а хорошего осталось слишком мало.
Я выхожу замуж по принуждению.
Поднимаю взгляд в зеркало, улыбаюсь отражению.
— Мы возьмем это платье. — Уверенно выговариваю я, начинаю раздеваться.
Судорожно в сознание вкрадываются обрывки событий. Леша с цветами и все с тем же кольцом… клянется любить меня, пока смерть не разлучит. А я думаю, что лучше пусть смерть, чем быть рядом с ним. Пусть уже пустит мне пулю в голову, чем замуж за него.
«— Откажешь, и завтра твоего Матвея найдут!» — голос будущего мужа в голове проносится бегущей строкой. Стискиваю челюсть так, что сводит скулы. Больно и страшно. Хочется кричать.
А мне уже было все равно. И на Матвея, и на себя. Матвей меня бросил. Когда звонила ему в последний раз, сказал что-то несвязное. Смогла понять только, что он больше не видит жизни со мной. И сердце, словно граната, разорвалось на осколки. Он просто не мог со мной так поступить. Я орала в трубку, что все знаю о нем. Все про его уголовное прошлое. Прошлое? Ха!
Бывших уголовников не бывает?
Матвей больше не выходил на связь. Сначала я писала ему СМС и каждый день звонила, вместо ужина. Когда на город опускалась ночь, тоска накалялась до придела, как железо в костре. И я уже не держала все под контролем. Я ненавидела его. Матвей стал моей самой сильной раной на сердце. И сколько не звони — абонент не ответит. Не скажет то, что я хотела бы услышать.
Я поверить не могла, что он так просто от меня отказался. После всего, что было… после нашего недолгого счастья наступила черная полоса. И я боялась, что Матвей исчез не просто так. Что его исчезновение связано с той самой синей папкой.
Долго ломала голову, когда и как Леша успел нарыть столько информации о Матвее. На мои расспросы будущий муж только отшучивался — очень в его стиле. И еще напрягал новый дом, охрана, немецкая машина. Лешка не рассказывал ничего об этом. Только загадочно улыбался.
Пугало меня и наличие оружия в доме. Леша всюду ездил с пистолетом в машине, не расставался с ним ни на минуту. А последнюю неделю вообще как с ума сошел — усилил охрану в доме, меня заставлял ездить всюду с Олегом Дмитриевичем, специально нанятым телохранителем.
Олегу Дмитриевичу было сорок три, но глядя на него, я едва могла бы дать ему тридцать. Крепкий, подтянутый мужчина с соколиными маленькими глазками стал моим постоянным спутником, и если по началу между нами было недоверие и недомолвки, то теперь я могла бы назвать его своим другом. С Олегом Дмитриевичем мне и правда было спокойнее, ведь я не знала, откуда у Леши деньги. Будущий муж будто купил себе чью-то богатую жизнь, и мне это не нравилось. Но я была в клетке.
Я не могла ничего сделать.
Я не могла сбежать. Потому что всякий раз, когда я куда-то уходила, охрана докладывала Леше. И каждый раз он звонил мне с угрозами.
«Если сбежишь, все равно найду, Оксана. Ты моя
