собственность. Ты не имеешь права на жизнь без меня»
Закрываю глаза от воспоминаний, и, кажется, молча плачу.
— Оксан, а ты Леше когда скажешь? — мама назойливо достает меня этим вопросом уже почти месяц. С тех самых пор, когда я ей все рассказала.
— Мам, Леше этот ребенок не нужен. Он меня на аборт отправит.
— Оксана! — мама перевела взгляд на водителя, испуганно моргая длинными ресницами.
Я просила ее держать это в секрете.
Я и сама хотела держать это в секрете до самого конца. До той самой поры, когда аборт будет делать уже поздно.
Алеша не хочет детей, Алеша не хочет обременять себя семьей. Но в итоге, после того, как потерял меня однажды, решил пойти на уступки. Хотела свадьбу?
Вот, получай.
И все равно, что уже не надо.
Если Леша узнает, что я беременна, да еще и не от него, он разозлится, и предугадать его реакцию проще простого. Он не позволит моему малышу появиться на свет.
Пока заново проживаю эту боль внутри себя, мама по-прежнему напугана. Женщина заботливо берет меня за руку, и от ее теплых ладоней становится немного легче.
— Мам, Олег Дмитриевич в курсе! — спешу успокоить.
— Я уж думала, мы проболтались! — воскликнула в ответ и всплеснула руками.
— Он все равно узнает. — Олег Дмитриевич вставляет свое слово.
— Я тоже боюсь, что уже скоро все будет заметно. А мне до двадцать второй недели еще долго. — Поджимаю губы.
Я не хочу терять ребенка. Это же малыш моего журавля — лучшего, кто когда-то был и будет в моей жизни. И пусть от Матвея остались лишь шрамы, я никогда не забуду, как сильно его люблю.
— Оксана, перестань! Я была худая, как ты. И беременность моя вылезла только к шестому месяцу. Ну будет животик небольшой, ну скажешь, что поправилась.
— Как все просто у тебя! — Я устало улыбнулась в ответ. — Спасибо, мам. Спасибо за поддержку.
Я часто вспоминаю тот день, когда узнала о беременности. И все благодаря Алеше! Отправил меня на осмотр к гинекологу сам, мол, вдруг что подцепила от своего малолетки. И он оказался прав. Подцепила… беременность!
«— Срок не большой, около пяти недель. — Врач довольно улыбается, делая мне УЗИ.
Не большой — почти ПЯТЬ недель! Это же с ума сойти можно! Я уже месяц хожу беременная и даже об этом не подозреваю.
— А я точно… ну… — дыхание спирает от радости.
— Да точно, вот! Сами посмотрите. Вот тут горошина на мониторе. Это ваш малыш!
Смотрю, и глазам своим не верю. Будто свет льется изнутри, как из ведра, окутывает меня приятной теплотой. У меня будет ребенок. Мой долгожданный! Сердце дрожит в груди, и я вот-вот разревусь от этого коктейля счастья.
Только вот… Пять недель…
Ребенок от Матвея.»
Матвей
Сжал в руках стакан с чем-то крепким, то ли виски, то ли ром — уже не разобрать, и подошел к окну. Осторожно отодвинул шторку, смотря на соседний дом. Все тихо.
Оксана уехала примерно час назад и пока не возвращалась.
Прошел вглубь дома и уселся на кресло. Залпом опрокинул содержимое внутрь. Реакция не заставила себя ждать — на старые дрожжи в голову не хило ударило. Закрыл глаза, и, кажется, задремал.
Впервые за долгое время спал без кошмаров, пусть и не долго.
За окном начинался вечер, скоро совсем стемнеет. Ночью смогу выйти за продуктами. Запасы тушенки закончились еще вчера — уже тошнит от голода. Желудок жалобно засосало — налил еще алкоголя. Снова осторожно выглянул в окно. Оксаны все еще нет. Зато ее дружок уголовник нарисовался. Пристрелить бы его прямо сейчас, все для этого под рукой. Взял ствол и вернулся к окну. Ну вот же… форточку открой и стреляй.
Нельзя.
Ради Оксанки… нельзя!
Улетит моя птичка из этого дома и потеряется навсегда. Тут она в безопасности. Пока в безопасности.
Увидел отражение своего лица в оконном стекле. Глаза голодные, жадные, блестят диким гневом. Рядом с веком пульсирует синяя вена, и виска сдавливает стальными клещами.
Изголодался. Измучился. Смотреть на нее в окно, такую близкую, родную, живущую под боком. Уже не раз башню срывало — выходил из дома с конкретной целью. Поймать мою птичку и вернуть себе. Чтобы снова рядом. Чтобы снова видеть ее улыбку, слышать голос, любоваться прекрасным телом, пока смущается и прячет какие-то там растяжки. До боли в паху хочется поцеловать. Вылететь пулей отсюда как только Оксанка домой вернется, схватить за руки и прижать к стене. Впиться в ее сладкие губы так, чтоб дыхание перехватило. Руки в волосы запустить, вдохнуть дурманящий запах. С ума сойти, как ее хочется. А она живет себе, даже не подозревает, что я за ней слежу. Как одержимый маньяк.
Зарычал, словно дикий зверь, и отлетел от окна, как кипятком ошпарился. Я же знаю, что нельзя. Но кроет все чаще. Пора с алкоголем завязывать — со дня на день Распутин появится в городе. Его шакалы уже рыщут — вчера двоих убрали. Сегодня пока тихо.
Очень тихо.
И тишина эта давит, и стены этого дома давят.
Снова выпил. Ушел на первый этаж и закурил на кухне. Глаза закрыть невозможно — сразу образ Оксаны, и стояк долбит. Похотливый осел! Сейчас не о сексе думать нужно. Оксану нужно спасать. Из лап чудовища вытягивать в нормальную жизнь. Со мной или без меня — это как получится. Может, завтра тоже сдохну от рук шакалов Распутинских, и Оксану уже никто не защитит.
За всеми приходят, кто на немецких тачках ездит. На тех самых, которые мы подрезали и Соколову доставили.
Телефон тревожно завибрировал на столе. Протянул руку и ответил, даже номер не посмотрел. И так ясно, кто звонит.
— Ну что там? — тушу недокуренную сигарету в пепельнице. Струя дыма красиво взмывает ввысь, растворяется в темноте, оставляя только едкий запах.
— Бурого убили сегодня утром, пуля в лоб. Моего водилу пытались пристрелить — ушел. — Басистый голос размерен и спокоен. Самообладанию Соколова можно позавидовать.
Тяжело втягиваю ноздрями раскаленный воздух. Бурого жалко. Зря решил остаться. Говорил я ему, что с Италией идея замечательная, что тикать надо с города. Не послушал — ты останешься, и я останусь. Остался, и куда его это привело?
Бурый помог мне хорошо, на Соколова вывел прямой наводкой. А уж через Соколова быстро инфу пробили, и о Распутином, и об Оксанкином ублюдке. Леша этот — шестерка бандитская. Ничего он из себя не представляет, просто повезло
