У меня нет времени или заинтересованности демонстрировать силу подобным образом, хотя я и делаю мысленную пометку, чтобы стулья были заменены до конца дня. Вероятно, они не должны быть для меня главным приоритетом, не раньше просмотра книги с отчётами и осознания, как сильно моему отцу удалось развалить «Атлантис» в последние несколько лет, но хрен с ним. Я могу иметь больше, чем один приоритет.
— Что произошло? — спрашиваю я, после того, как мы с Тоддом садимся.
— Прошлой ночью произошёл инцидент с одним из Китов. Он и одна из официанток сцепились, и в итоге девчонка ударила его по яйцам подносом для напитков.
Ладно, должен признать — это что-то новенькое. По крайней мере, раньше я о таком не слышал. Некоторое время я смотрю на него в замешательстве, так как жду продолжения. Когда такового не следует, то, наконец, спрашиваю:
— Надеюсь, она вам сказала, почему так поступила? Он постоянно к ней придирался?
— Я не разговаривал с ней — это случилось в ночную смену, прежде чем я пришёл. Ну, наверное. Она настоящая красотка, поэтому получает шлепков больше, чем большинство других официанток. Но девушка всегда была довольно уравновешенной, до произошедшего инцидента прошлой ночью.
— Так почему она сорвалась, в таком случае?
— В том-то и дело, что я не знаю. Дэвид уволил её после этого и велел прийти сегодня, чтобы забрать чек с зарплатой, и на этом всё. Я даже не слышал о происшествии, пока Кит с криками не позвонил мне. Я только что пережил с ним столкновение. Он очень зол и грозится подать в суд, если мы не компенсирует его физические и моральные страдания.
Я делаю всё, что могу, чтобы не закатить глаза.
— Его физические и моральные страдания?
Тодд поджимает губы, и мне кажется, что он старается не рассмеяться.
— Да.
— Разве мы не предоставили ему компенсацию? Бесплатный номер люкс, и всё остальное?
— Мы предоставили.
— Так кто этот парень? Чего он хочет? Если официантка уже уволена, я не понимаю, что ещё нужно.
— Его фамилия Петров-Рубинов. Он русский миллиардер, заработал деньги на чёрном рынке контрабандой алмазов, оружия и девушек.
У меня сжимается желудок, и я снова задаюсь вопросом, какого хрена здесь делаю. Я потратил годы, работая с благотворительными организациями, чтобы помочь покончить с контрабандой людей и продажей несовершеннолетних в сексуальное рабство, и вот я здесь, предоставляю халяву одному из худших преступников. Стоит ли удивляться, что я чувствую себя таким чертовски грязным всё время?
— Ты достал видеозапись? — требую я, потому что нет ни единого шанса, что этот урод что — то получит от меня, особенно если он не прав. Хочу знать точно, что произошло, прежде чем Тодд организует встречу, где я смогу «сгладить острые углы». Как будто это когда-нибудь произойдёт.
— Они скинули его, когда я направился сюда. Запись должна быть сейчас в вашем почтовом ящике.
Я открываю свой компьютер, обновляю браузер, чтобы увидеть последние письма. Действительно, есть одно от службы безопасности с надписью «Рубинов видео».
Кликаю на него и жестом показываю Тодду, чтобы тот подошёл ближе и посмотрел со мной.
Тут два разных видеоклипа, один длится пять минут, а второй — двадцать четыре. Первым я нажимаю тот, время которого пять минут: вначале русский один, затем видно, как пальцы Рубинова движутся по бедру хорошенькой рыжеволосой девушки, лет на двадцать моложе его. От того, как она отталкивает его руку и оглядывается в поисках помощи, не похоже, что та наслаждается вниманием.
Я сердито отмечаю, как она обменивается взглядом с дилером, и как дилер нарочно отворачивается.
— Какого чёрта это было? — спрашиваю я.
— Не знаю, — как мне кажется, голос Тодда звучит озлобленно. — У Дэвида и меня разные стили управления, но, ни один из нас не считает нормальным, когда клиенты притесняют кого-то. Даже если это ВИП-клиенты.
Тот факт, что он вынужден это признать, заставляет меня разозлиться ещё больше. Я вырос в казино Лас-Вегаса, приблизительно в двух кварталах от улицы Стрип и знаю все правила. Я учился в «Гарварде», работал в крупных финансовых организациях по сбору средств. Мне известно, как и что работает в этом непростом мире. Как деньги дают людям ложное ощущение контроля, заставляя мужчин думать, что они могут иметь всё, что пожелают.
Это не значит, что мне это нравится.
Двадцать секунд спустя, официантка, я полагаю, та самая официантка из бара, появляется в поле зрения. Она одета в короткую тёмную юбку, белоснежную блузку и чулки в сетку, которые носят все официантки и могу сказать сразу, что Тодд прав. Женщина действительно красивая.
На самом деле, она великолепна и на минуту я так занят её разглядыванием, что теряю след того, что именно должен делать. Её тёмные волосы до плеч завязаны в хвостик, что только подчёркивает её прекрасные скулы и длинную нежную шею. У неё тёмные глаза, пухлые губы и оливковая кожа. На щеках гневный румянец, что только добавляет ей привлекательности.
Ровно как контролируя себя и этот свой темперамент, она оказывает сопротивление.
Теперь интересно, сколько же в ней достоинства; я смотрю, как она двигается, как себя подает. Она высокая, даже с учётом тех высоких каблуков, которые носит, по крайней мере, шесть футов с ними, у неё длинные ноги, пышные бёдра и отпадная задница, которая выглядит в этой юбке на миллион долларов. И девушка ведёт себя так, словно знает, что она слишком хороша для этой работы, слишком хороша для этого места.
Дерьмо. Стоит ли удивляться, что все богатеи смотрят на неё с похотью? Для большинства парней, с которыми она вступает в контакт на рабочей основе, самоотречение — это не совсем та концепция, с которой они знакомы. Чёрт возьми, я веду себя довольно откровенно, но всегда стараюсь быть почтительным-когда-это-касается-женщин парнем, и всё о чем могу думать — это испытание для её контроля, проверка, как далеко он сможет с ней зайти, до того как она полностью его утратит.
Но, даже я понимаю, что официантка не потеряет его полностью, точно не так, как я, когда просматриваю последние пару минут. Вместо этого, девушка забирает свой поднос со стола мужчины и её высокое, соблазнительное тело движется с совершенной точностью. Неожиданно, даже после того, как Тодд предупредил меня, удар дерзкой девчонки выводит меня из ступора. Я просматриваю этот момент снова, обращая в этот раз внимание на то, что происходит, вместо того, чтобы пялиться на официантку, независимо от того, как сильно этого хочу.
У меня занимает всего тридцать секунд, чтобы выяснить, что она изо всех сил старалась заставить Рубинова прекратить изводить другую женщину. Ещё тридцать секунд кипит мой гнев, и к тому времени, когда она встала напротив него, я в таком абсолютном бешенстве, что готов сделать тоже самое вместо неё.
