— Это что, допрос? — Каким-то образом Джеймс умудрился втянуть ее в перепалку.
— Вас это задело? — Он кинул на нее тяжелый изучающий взгляд.
— Нет, не задело. Честно говоря, последний раз я отдыхала… — она нахмурилась, пытаясь вспомнить, — около года тому назад я ездила в Париж.
— Замечательный город! Сколько вы там пробыли?
— Весь уик-энд.
Он затрясся от смеха.
— Что можно увидеть за один уик-энд? Вы, должно быть, бегали от одной достопримечательности к другой.
Они поехали туда вместе с Генри. Отдыхом там, разумеется, и не пахло. Однако она солгала:
— Если вам так интересно, я очень хорошо отдохнула.
Они миновали Дублин, свернули со скоростной трассы и теперь ехали по сельской дороге.
Вскоре показалась развилка: налево — дом ее отца, направо — Куртни Меннер, поместье Джеймса.
— По телефону вы сказали, что нужно кое-что обсудить. Что вы имели в виду?
— Все в свое время, — ответил Джеймс.
— Мне кажется, сейчас вполне подходящее время, — попыталась настоять на своем Элли.
— Ну а мне так не кажется. Я думаю, вам нужно сначала встретиться с отцом. Я предупредил его о вашем приезде.
Они свернули направо, въехали в открытые деревянные ворота и по узкой дорожке приблизились к дому.
— Боже мой! — воскликнула Элли. — Ваш дом в тысячу раз больше, чем мне помнилось.
— А я думал, что со временем все начинает казаться меньше.
Она с удивлением обнаружила в себе неожиданное волнение. Джеймс улыбался, и его сильное, мускулистое тело поразило Элли своей сексуальной мощью. Она быстро отвела от него глаза и стала смотреть только на дом. Он был огромный, янтарно-медовый, весь утопающий в зелени, с лестницами цвета слоновой кости. В старые добрые времена, когда они с отцом приходили навестить старика Келлерна, то приближались к дому сбоку, поэтому у нее не возникало такого впечатления о доме, как сейчас.
— Ну что, теперь он не кажется вам меньше? — пробормотал ей на ухо Джеймс, когда они зашли внутрь.
Элли обвела глазами огромный зал с бело-черными изразцами и рядами дверей, ведущих в комнаты, о назначении которых она даже не догадывалась.
— Напротив, мне кажется, что придется попросить у вас карту, чтобы найти дорогу назад. — Она повернулась к нему: — Вы знаете, я, наверное, заберу отца домой на то время, пока я здесь.
— Это будут бесполезные хлопоты, по крайней мере в настоящее время.
В настоящее время? Ей почему-то не понравилось то, что он сказал.
Джеймс повернулся и пошел по широкому коридору. Вдоль его стен были развешаны картины с изображениями животных, в основном лошадей. Некоторых из них она узнала.
— Ваш отец ожидает вас в гостиной, — бросил он через плечо. — Я не спросил, не хотите ли вы отдохнуть после полета, перед тем как встретиться с ним, поскольку предположил, что вы предпочтете сначала взглянуть на него.
— Вы очень любите делать предположения, не так ли, мистер Келлерн… я хотела сказать — Джеймс?
Он остановился и повернулся к ней лицом.
— Вы не находите, что у вас очень самоуверенная манера разговаривать?
Ее сердце забилось быстрее.
— Как у учителя, что ли?
— Я почти чувствую себя обязанным отвечать урок. Это тоже часть вашей работы?
Элли озадачило его замечание. Главное было не то, что он сказал, а как. Время ее закалило и сделало почти неуязвимой для насмешек и уколов. Но слова и тон этого человека задели за живое.
— Мне не кажется, чтобы вы отвечали как на уроке, — сказала она, и он рассмеялся. — Ну что, мы идем к отцу? — продолжила Элли. — Или проведем время во взаимном пикировании?
— Следуйте за мной, леди.
Почему-то именно сейчас Элли пожалела о том, что заколола волосы в обычный маленький пучок. Ей захотелось, чтобы они были распушены. Тогда Джеймс Келлерн, может быть, заметил бы, что она женщина, а не просто квалифицированный врач.
Отец ждал ее. Его руки лежали на коленях. Углы рта были опущены, и на лице застыло выражение, которое бывает у людей, угнетенных невозможностью двигаться. Элли непроизвольно схватила Джеймса за руку, остановив его для того, чтобы еще в течение нескольких мгновений понаблюдать за своим отцом, оставаясь незамеченной. Он выглядел болезненным, таким она его никогда не видела, менее неприступным, более ранимым. Несмотря на то что в комнате было очень тепло, отец был одет в рубашку с длинными рукавами и галстук. Он всегда был приверженцем строгого стиля, но сейчас это только подчеркивало его худобу. Она с трудом перевела дыхание и сказала шепотом Джеймсу:
— Я готова, — но на самом деле обращалась к себе. Она тяжело дышала и облизывала губы. — Привет, папа!
Старик после долгого изучающего взгляда мрачно кивнул ей.
— Элеонор, моя дорогая. Я же говорил Джеймсу, что ему не следовало беспокоиться.
Элли вздохнула, прошла через комнату и как бы по обязанности поцеловала отца в лоб.
— Инсульт — это же так ужасно, папа. — Она села в кресло напротив, отметив про себя, что Джеймс тактично удалился. — Надо было дать мне знать, я бы приехала намного раньше.
— Чепуха, дочь моя. Скоро я стану на ноги. Тебе совсем незачем было торопиться сюда. Я уверен, это доставило тебе массу хлопот.
— Ну что ты, совсем нет. — Элли улыбнулась, но сердце ее при этом сжалось. Ну почему так всегда у них? Они говорят лишь из вежливости, не более того. Неужели это никогда не изменится? Еще с детских лет она хорошо помнила эти их разговоры: те же самые обычные вопросы, те же самые обычные ответы, она помнила ту же самую тень неодобрения, скрывавшуюся в отцовских глазах. И каждый раз говорила себе, что когда-нибудь сможет покончить со всем этим и в какой-нибудь из ее редких приездов поговорит с ним начистоту.
— Тем не менее я очень рад тебя видеть. А теперь расскажи мне, что происходит в Лондоне. Я прочитал в газетах: больницу, в которой ты работаешь, могут закрыть. Что все это значит, дочка?
— Газеты исказили факты. — Элли вздохнула и взглянула в окно, на огромный сад, залитый весенним солнцем. Она не переставала гадать, узнает ли она когда-нибудь, что творится в душе человека, сидящего перед ней, и узнает ли он, что делается в ее душе.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Папа выглядит ужасно, — сказала Элли, посмотрев на Джеймса, сидевшего перед ней с чашкой кофе в руках.
Между тем, отметил Джеймс, она меня совсем не видит, а мне хотелось бы понять, о чем она думает. И это было странно, потому что обычно его не заботило, что о нем думают представительницы противоположного пола. Он прошел через близкие отношения с женщиной, закончившиеся катастрофой, и теперь его интерес к ним сводился к минимуму. Его вполне устраивало изредка встречаться с ними, и все.
