– Леся,– грубо пробасил Поликарпов. – Ты прекрасна! У меня для тебя сюрприз.
– Только быстро, у меня счётчик придут опломбировать в четыре, – вздохнула я.
– Колировка.
О! Это слово! Оно меня завораживало. Колористами эмалей работают молодые люди, у которых хорошая цветочувствительность глаз. Обычно краску к побитым машинам подбирают по формулам. Но настоящий профессионал делает это на глаз. Зарплата у таких людей большая. И необязательно работать на одну автомастерскую, можно быть мастером по вызову.
Я восхищённо округлила глаза и повернулась к Лёшке.
– Да. Три раза в неделю, – он улыбнулся, дыхнув на меня отвратительным перегаром. – Поцелуй за это. Завтра можешь попробовать.
Целовала я его в щёку. А Лёха заворчал и, схватив меня в свои крепкие объятия, уткнулся носом мне в шею, исколол жёсткой щетиной кожу.
– Эй, эй, – я пыталась его оттолкнуть. – Лёша, держи себя в руках.
Но Поликарпов в своих руках держал меня.
– Выходи за меня замуж, Перепёлка.
Он закрыл глаза, и я была вынуждена дать ему насладиться своим теплом и нежностью. Пока он не начал заваливаться на меня.
Хрюкнул и проснулся.
– Вот, – он дал мне визитную карточку. – Его зовут Юрик. Он тебя устроит.
– Спасибо! – я быстро его ещё разок чмокнула и поспешила удалиться, прихватив сумку и свой телефон.
Жизнь прекрасна! Чего ещё желать?
Выходя из университета, я наткнулась на Таню Лопухину. Ту самую, которую упоминала Ритка, как претендентку на фиктивный брак.
Таня натуральная блондинка, худощавая художница. Стояла у парковки и курила. Она воплощение спокойствия, харизматичности и блудливости. Благодаря своему любовнику Мартину Липову( да, да, тому самому, что делал мне предложение, он у нас ходок) находила заказчиков. Она писала портреты на холсте в средневековых нарядах или по моде времён императора Николая II. У неё околачивались бизнесмены и чиновники, и Таню любили богатенькие дамочки, особенно когда она им подрисовывала рабов за спинами.
А я её не любила и сторонилась. У нас одно общее –мы сироты. Она также осталась без родителей, но с квартирой. В отличие от меня, Лопухина жила богато.
– Привет, Леся, – она всегда говорит тихо и размеренно. – У меня есть работа для тебя.
Никогда! Прости, Таня, но ты меня пугаешь.
– Я по завязку занята, – натянула я доброжелательную улыбку. – Три раза в неделю ИЗО-студия, три раза в неделю колировка, три раза в неделю выгуливаю страшное животное.
– Если хочешь, приходи в пятницу, у меня бомонд будет. Хорошие связи не помешают таким, как мы.
– Ладно, если будет время. Пока.
Таким, как мы.
Обделёнкам?
У неё материнские чувства ко мне проснулись. Только я не хожу такими тропами. Не сплю с богатенькими мужиками, а их жёнам не пишу портреты полные лести. Ни ногой на твой бомонд, Таня.
Я пешком пошла домой. Заглянула в маркет, где шиканула и купила себе творог и сметану. Ещё гороха на супчик и маленькую шоколадку. Больше так тратиться не буду. Пятьдесят тысяч нужно сохранить до холодов, у меня сапоги зимние прохудились, и куртка в хлам развалилась.
Возвращалась домой вся в мечтах. Хорошее лето мне предстояло, много работы и большая перспектива подучиться на колеровщика. Это всё перекроет! Все горести и одиночество.
Возле дома буйной зеленью росли кусты. Старый сосед стриг их секатором, чтобы не лезли на дорожку своими ветвями. На лавочке сидели бабушки. Я поздоровалась с ними. Они шушукались, показывая на небольшую стоянку за дорожкой. Там припарковалась большая чёрная машина.
У меня мороз по коже.
Я вбежала в подъезд, потом в лифт и доехала до своего седьмого этажа.
Пока стояла в кабинке, передумала все страшные мысли. У меня забирают квартиру! Это компания, которой должна моя мама, не слезет с меня! Такие люди будут выбивать из меня деньги всеми путями. Они наверняка знают, что я одинока и беззащитна. Чёрные риелторы не дремлют.
Створки лифта открылись, я выскочила на лестничную площадку. И даже простонала от горя. В моей квартире меняли дверь.
5
В квартире стоял невероятный запах. Пахло жареным мясом, специями и фруктами. В прихожей был постелен красный ковёр с золотыми и белыми завитками. На нём кроме моих сандалий, под вешалкой стояли чёрные мужские туфли. На самой вешалке, рядом с моей курткой мужское чёрное пальто. За ручку повешен чёрный зонт.
Даяр Иванович вышел ко мне в толстом полосатом халате коричневого цвета, в шлёпках на волосатых ногах. Он был мужчиной крепким. Из-под закатанных толстых рукавов торчали сильные предплечья, разукрашенные наколками. На безымянном пальце правой руки поблёскивали белые камушки обручального кольца из мрачного серого металла.
У него было странное лицо, которое я в загсе не рассмотрела, а теперь впилась взглядом. И не потому, что я перестала его бояться, а потому, что это животное обосновалось в моей квартире, что в договор не входило.
Глаза чёрно-карие были очень большими, имели миндалевидную форму. Под ними тёмная кожа, что встречается у личностей очень властных. Вкупе с густыми ресницами и широкими чёрными бровями, появлялся очень тяжёлый взгляд. Не просто пронзительный, режущий на куски, разрывающий и поглощающий.
Это взгляд хищника.
Прямой нос, чуть загнутый к кончику, походил на клювик. Губы чёткой формы окутывала сизая щетина.
И венчало это всё добро шапка из густых чёрных волос.
Красиво, но пугающе.
И тут Даяр улыбнулся, ослепительной белозубой улыбкой. Казалось, немного изменился, но скалился, как зверь.
Он раскинул руки в стороны, в гостеприимном жесте, и с ярким южным акцентом сказал:
– Жина, дорогой! Проходи, кушять будэм.
У меня из рук выпал пакет.
Я стояла статуей, смотрела на фиктивного мужа, а за моей спиной мастер, что ставил дверь, вешал на полку связку ключей.
– Работа выполнена. Всего хорошего.
Он ушёл, столкнулся в двери с неказистым мужичком, который пришёл опломбировать счётчик.
Представитель водоканала, заметив под ногами чистейший ковёр, снял обувь. Встал рядом со мной.
Глаза Даяра поменяли цвет, стали более глубокими. Брови съехались к переносице, появилась глубокая морщина. Он медленно опустил руки.
– Это штё? – строго, как настоящий ревнивый муж, поинтересовался Даяр.
– Здравствуйте, – весело так, неунывающе, поздоровался мужичок, – опломбируем счётчик на воду.
Даяр ещё сильней нахмурился. Мимика на лице была впечатляющей. Думаю, ему говорить ничего не надо, он может лицом показать, что к чему. Брови его взлетели вверх, и он опять радостно раскинул руки в стороны.
– Заходи, челявек, делаяй работа!
Они ушли в ванную комнату, оставив меня одну стоять в молчаливом ступоре.
Это пипец!
Надо пройти по комнатам посмотреть, не спрятан ли гарем по шкафам.
Я сняла туфли, подняла свой пакетик. Вначале заглянула в гостиную.
Надолго мужчина приехал.
На диван был накинут шикарный молочно-голубой ковёр. На журнальный столик золотая салфетка. На ней кальян. Несколько чемоданов и ноутбук на подоконнике.
Ковёр на полу красный.
Я посмотрела в коридор. В мою комнату была открыта дверь. Весь пол был усыпан коврами.
Я зашла в спальню. На кровати моей было шёлковое покрывало нежно-розового цвета и накиданы подушки с кисточками на концах. Был ещё большой, толстый валик.
И первая мысль, что пришла мне в голову, что кровать у меня в квартире одна. А замка на двери в спальню нет.
Ай, да Ритка! Какая молодец! Я тебе припомню!
Даяр Иванович всучил сантехнику какие-то сухофрукты и выставил его за дверь.
Мне теперь в собственной квартире не переодеться спокойно. Сжимая сумочку в руках, я повернулась к мужику в халате.
– Даяр Иванович, нам надо поговорить, – хрипло прошептала я. – произошло недоразумение.
Животное заложило руки за спину и накренилось вперёд, подставляя одно ухо ближе ко мне. При этом полы его халата нескромно распахнулись и мелькнуло чёрное мужское бельё. Пришлось смотреть поверх его головы. И я увидела, что на кухне сменен стол. Поставлен красавец широкий из тёмного дерева. Усыпан едой.
