— Это действительно часть допроса?
— Я проверяю вашу реакцию.
— Похоже, вас не смущает то, что я не отвечаю.
— Я и без ваших ответов все прекрасно понимаю.
Во рту пересыхает.
Жадно вглядываюсь в его лицо.
Прежде та ночь казалась далекой и нереальной. А теперь я словно ныряю в прошлое и заново все переживаю. Рев сирены, ослепительный свет фар. Битое стекло. Память оживает, картинка складывается воедино по фрагментам.
Он выше и крупнее, чем я запомнила. Широкие плечи, мощные руки. Это заметно даже через строгий деловой костюм. Мускулы отчетливо прорисовываются даже сквозь светлую ткань его рубашки.
Возраст трудно определить. Тридцать? Сорок? Больше? Возможно, он ровесник моего отца. Если бы не морщины в уголках глаз и не седина на висках, я бы решила, что он не старше меня.
Его нельзя назвать классическим красавцем. Но он красив. Хищной, магнетической красотой. Такая внешность вызывает ужас пополам с возбуждением. Электрическое покалывание по всему телу и голодный трепет.
Коротко стриженные черные волосы. Высокий лоб. Ровный нос. Тяжелая челюсть. Это только незначительные штрихи портрета. Мой взгляд задерживается на тонких губах, что змеятся в усмешке, и сердце пропускает удар.
— Вам нравится то, что вы видите? — спрашивает Адам.
Я хочу дотронуться до него. Потребность на грани боли. Настоящее безумие. Я пытаюсь обуздать собственные эмоции. Только напрасно.
— Не совсем, — отвечаю глухо.
— Вас уже вызывали на допрос.
— Бесполезная трата времени.
— Не хотите помочь расследованию.
— Мне нечем помочь.
— Выходит, вы не в курсе дел собственного отца.
— Да, выходит именно так.
— Странно.
Вроде ничего особенно не произносим, но чувство, будто ходим по краю.
— Я почти год не живу с родителями, мы практически не общались, — озвучиваю давно заученный текст. — И если бы не вся эта ситуация, вряд ли бы встретились снова. По крайней мере не в ближайшие несколько лет.
— Но раньше вы проживали вместе.
— Как и многие другие люди.
— Вам могли открыться некоторые секреты.
— Я ни дня не работала с отцом. Никак не пересекалась с его компанией. Оплачивал ли он мое обучение? Да. Содержал? Да. Были ли эти деньги грязными? Понятия не имею. Если честно, мне наплевать. Я ушла из дома и теперь я независима. Мы уже никак не связаны.
— Но год назад вы общались довольно тесно.
— Отец бы и близко не подпустил меня к документам.
— Значит, когда вам исполнилось восемнадцать лет, вы не летали с отцом в одну экзотическую страну и не открывали там личный счет?
Я стараюсь не показать волнения. Но я задерживаю дыхание на пару мгновений, и это не укрывается от моего дознавателя.
Он называет дату. День. Месяц. Год. Четко, точь-в-точь.
И я чувствую, как ледяной пот струится по спине, пробегает капля за каплей вдоль позвоночника.
— Я не понимаю, о чем речь, — заявляю ровно.
— Может быть, фотографии освежат вашу память?
Только сейчас я замечаю черную папку в его руках. Он открывает ее, раскладывает снимки на столе.
Я и отец. В том самом банке. Открываем тот самый счет.
Но мое внимание быстро переключается с фотографий на пальцы, которые их держат. Длинные, крупные.
Я облизываю губы.
— Вы хотите посадить меня? — криво усмехаюсь.
Он усмехается в ответ.
— Следуйте за мной, Ева.
Он произносит мое имя так, словно уже меня трахает. Раскладывает на столе в самых неприличных позах, вбивается вглубь, пронизывая насквозь, заполняя до отказа, до краев. Наполняет диким, бешеным, совершенно отвязным желанием.
— Куда? — тихо спрашиваю я.
Он поднимается, берет меня под локоть, и я начинаю дрожать. Я всегда начинаю дрожать от его прикосновений.
— Туда, где нам никто не помешает.
4
— Но здесь тоже неплохо, — сдавленно возражаю я.
— Здесь не та атмосфера.
— Я ничего не скажу без адвоката.
— Не волнуйтесь, я сам не дам вам заговорить.
Он выводит меня в коридор, к лифту.
— Я ни шагу не ступлю, пока вы не объясните чего хотите.
Он заталкивает меня в кабину, заходит следом, нажимает на кнопку, обозначающую последний этаж.
— Вы слышали истории о том, что здесь есть тайные подвалы, в которых пытают людей?
Я отступаю назад, молчу.
— Так вот, — он приближается вплотную, заставляет вжаться в стенку. — Все эти истории — правда.
Он шутит? Издевается? Намеренно запугивает?
Моя скромная блузка застегнута на все пуговицы, прямая черная юбка прикрывает колени. Но я чувствую себя голой. Совсем как тогда, посреди пустынной дороги.
— Отвечая на ваш вопрос — да, я хочу вас посадить, — продолжает он, склоняется ниже и прибавляет — На свой член.
Я упираюсь ладонями в его грудь. Но он не сдвигается с места. Не прижимается ко мне, однако и не отступает. Я чувствую, как напрягаются его мышцы под моими пальцами.
— Только это надо заслужить, — говорит Адам.
— Что?
— Чтобы я тебя трахнул.
Замахиваюсь для пощечины. Рефлекс. Не контролирую.
Он может легко перехватить мое запястье, но он не делает ничего. Вообще не двигается. Моя ладонь со звонким шлепком впечатывается в его щеку. Он даже не шелохнется. Похоже, ему наплевать. В темных глазах нет ни намека на гнев. А губы кривятся в плотоядной ухмылке.
— Вы имеете право хранить молчание, — заявляет Адам. — Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде.
И я ощущаю его ладони на своей груди, хотя он не прикасается ко мне. Сейчас не прикасается. Но я все равно чувствую его пальцы. Чувствую, как он нагло изучает мое тело. Как сминает и выкручивает соски, заставляя извиваться и давиться немыми воплями.
Мои мышцы напрягаются. Везде и сразу.
— Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством.
Я не закрываю глаза. Взор застилает пелена. Этот хриплый голос погружает меня в самый настоящий транс.
— Вы понимаете свои права?
Дубинка вбивается между бедер.
И хоть это все не по-настоящему, моя память реальнее реальности.
Я вжимаюсь в ледяную поверхность лифта. Прогибаюсь. Закусываю губу. Едва балансирую на высоких каблуках. Я совсем себя не контролирую.
— Вы понимаете свои права? — повторяется Адам.
И я с придыханием шепчу ему:
— Да.
Створки лифта распахиваются. Меня обдает прохладой. Немного очнувшись, бормочу:
— Куда ты меня привел?
— Пойдем.
Он берет меня за руку и ведет по полутемному коридору. Тут ни души. Если на другом этаже еще встречались какие-то люди, то здесь совершенно никого нет. Страх накрывает с головой. Но моя нутряная жажда гораздо сильнее инстинкта самосохранения.
Я рассматриваю пространство вокруг. Похоже на тюрьму. Камеры, решетки. Разве такое возможно? Прямо здесь?
— Старый офис, — коротко поясняет Адам, растравляя мое любопытство.
— Кто ты? Откуда… как… как ты вышел на моего отца? И тогда, в ту ночь… это была не случайность?
— Случайность.
— Я не верю.
— Твое дело.
— Ты уже тогда вел дело моего отца? Ты выслеживал меня?
— Ну, если тебе так больше нравится — пускай.
— А как по правде?
Он открывает одну из камер, подталкивает меня внутрь, перехватывает запястья, заводит за спину.
— Правда в том, что твой парень подрезал мое авто.
— Нет…
— Я против пьяных за рулем.
— Все не может быть настолько просто.
— Тебе повезло.
— Не уверена.
— Ты могла бы сгнить в тюрьме, а будешь скакать на моем члене.
Металлический щелчок, холод обжигает руки.
Я не сразу понимаю, что он надел на меня наручники, приковал к одному из стальных прутов за спиной.
— Нет… не надо, — дергаюсь.
Адам надавливает мне на плечи, заставляет опуститься на колени. Не удерживаю равновесие, опускаюсь вниз. Вскрикиваю.
