переиграть друг друга, кто быстрее и красивее расцветёт и отцветёт. Но Кэтти не хотелось, чтобы окружающая её красота увядала. Ей нравилось это проявление новой жизни.
Калитка скрипнула, когда в садик вошли, и Кэтрин уже знала, кто это. Как-то так само вышло, что вот уже несколько дней подряд он сам собственноручно привозил её сюда. Когда предложение поступило в первый раз, она высмеяла его, каким это образом ей гулять? Но доктор Лиам Керр легко решил проблему. Собственноручно переместил её в кресло и привёз в сад.
Поначалу Кэтти была ненавистна вся эта красота. Ей хотелось видеть жизнь в уродливом свете, потому что так было легче свыкнуться с приговором. Но её мягкий нрав и натура любящая жизнь, несмотря ни на что, взяли своё. На то и был расчёт её персонального доктора.
— Ну, как ты? Нагулялась? — обратился он к ней. — Будем возвращаться?
Как-то так незаметно несколько дней назад их отношения перешли с официального тона в более дружеское русло.
— Посиди со мной? Тут так красиво, — улыбнулась Кэтрин. — Если не торопишься, конечно. У тебя была долгая смена.
Она прищурилась, смотря на него, потому что солнце светило ей прямо в лицо, и кивнула на скамейку рядом с собой. Когда Лиам привёз её в сад, она попросила переместить себя из кресла, да и физиотерапевт настаивал, что ей стоит начинать побольше двигаться.
— Да… смена долгая… — протянул Лиам, опускаясь на скамью и потирая глаза ладонями.
— Сколько часов подряд ты отработал? — Кажется, только сейчас Кэтрин заметила тяжёлую печать усталости на его лице. — Ты домой хотя бы на ночь ездил?
Он сидел рядом, крепкий, сильный, надёжный. Кэтти касалась его плечом и словно бы подпитывалась от него жизненной энергией, которой он щедро делился даже сейчас, когда его батарейка, кажется, была на исходе.
— Нет, — мотнул Лиам головой. — Я в свободной палате поспал. Мы тут все… так делаем, — усмехнулся он.
— Ммм? Зачем? Зачем так себя мучить?
— Да я не мучаю, — пожал он плечами. — Я просто молодой… ну, несемейный. Как думаешь, кому отдадут предпочтение, когда речь пойдёт о дополнительной смене? Но я не жалуюсь, ты только не подумай.
— Да, я ничего такого не подумала, — отмахнулась Кэтти. — Я знаю, что ты любишь дело, которым занимаешься.
— Очень.
Лиам уже как-то рассказывал ей об учёбе в университете, о своей первой практике, о том, как вопреки желанию отца, ушёл в медицину, не желая возглавлять семейный бизнес.
— А я и сказал отцу, пусть Лизи этим занимается. А он… так ей двенадцать… А я… так выйдет замуж и приведёт нового человека в семью. А отец был очень зол, долго говорил, что я его подвожу. Только я уже учился в Эдинбургском Университете и никуда уходить не собирался.
Они вообще много разговаривали. Кэтрин поначалу удивляла открытость Лиама, он не смущался, рассказывая о себе, и не увиливал от ответа. И эта его откровенность побуждала её к ответной откровенности.
На любой свой вопрос Кэтти получала честный ответ. Чего бы он не касался. Даже её состояния. Приговор никуда не делся. К сожалению, Лиам также подтвердил его, но Кэтти больше была не в состоянии плакать. В конце концов, она уже выплакала всё, что могла.
— А ты чем тут сегодня занималась? — поинтересовался Лиам, наклоняя к ней голову.
Кэтрин тихонечко подвинулась ближе и их плечи соприкоснулись.
— Наблюдала за пылинками, то есть пушинками, они тут носятся по всему саду. — Она поддела его плечом, когда Лиам засмеялся. — Время цветения же… Ну, и вообще, чем не тут заниматься? Только созерцать. И сочинять.
— Что сочинять?
— Истории… всякие… знаешь, я для детей сочиняла, когда подрабатывала няней.
— Серьёзно? — удивился он. — Ты не говорила… сочинишь мне что-нибудь? — Его глаза сейчас были синими, и в них поверх усталости плескался смех.
— Ну, я же не твоя няня. — Кэтти захихикала в ответ.
— Да, из этого возраста я уже давно вырос… но окажи любезность? Сказки я до сих пор люблю.
— Тогда закрой глаза и представь… — Она на секунду запнулась, когда этот большой и уверенный в себе мужчина послушался её приказа и закрыл глаза. — Жила-была на свете Пушинка. Она висела на ветке ольхи… ммм… нет, на ракитовой серёжке. Качалась под солнышком вместе с другими пушинками. Вся такая маленькая и серенькая, но очень важная. Висела, значит, качалась и размышляла: «А что там далеко за горизонтом? Каждый день я вижу долину и проплывающие над ней облака. Вижу, как солнце встаёт и заходит за гору. Ночью вижу, как месяц съедает Луну по кусочкам. Столько всего вокруг происходит, а я такая крошечная и совсем незаметная. Вот бы ветер поиграл со мной, а то так и провишу на этой серёжке много дней кряду. А потом дождь пойдёт и прибьёт меня к земле. Я стану комочком, а не пушинкой, и взлететь уже не смогу, ничего интересного не сделаю. Не успею».
Кэтрин внезапно замолчала, чувствуя, как защипали глаза, отчего-то история, начинающаяся, как игра, приобрела некоторый биографический оттенок. Или это ей так казалось.
Лиам, вроде, этой заминки не почувствовал и лишь сильнее прижался к её плечу.
И тогда Кэтрин повернула голову, чтобы отшутиться, но замерла на полуслове.
— Усталый… мой… — ласково прошептала она и протянула руку, чтобы откинуть его светлую чёлку со лба.
Бедному замученному на смене Лиаму не потребовалось много времени, чтобы уснуть на вечернем ласковом солнце под самое начало неизвестной ему истории.
Кэтти засмущалась, когда поняла, насколько ей приятно прикасаться к доктору Керру, и попыталась отогнать эти будоражащие чувства подальше.
Утро будит меня первыми робкими лучами солнца. Вздыхаю и лишь глубже зарываюсь лицом в подушку. Не хочется вылезать из-под одеял, ну никак не хочется. Как здорово просто вот так поваляться в постели и помечтать. Вернее, вспомнить вчерашний вечер, перебрать в памяти приятные минуты, заразить саму себя надеждой. Стараюсь не питать каких-либо иллюзий, но всё во мне противится этой сдержанности, поэтому я просто заставляю её замолкнуть и начинаю думать о Лиаме. Вот мы пьём чай, вот он смотрит на меня ласково, с нежностью, его голос, его потрясающие руки, его волшебный сад — он словно оживил мою мечту, которой я с ним когда-то делилась. То, что он высадил его и вырастил, вселяло надежду. Он ведь помнил обо мне? Не забывал? Как и я ни на секунду не забывала о нём, несмотря ни на что.
Пятнадцать лет — вроде недавно, а вроде и целая вечность.
