— Но во всем этом нет вины Джеймса.
Кон сглотнул подступившую к горлу желчь.
— Я знаю. Я был дурак. И мне было всего двадцать лет, когда я уехал. Если ты помнишь, я был не слишком рассудителен, иначе никогда не позволил бы тебе соблазнить меня.
Лоретта кивнула, не оспаривая вину, которую он возложил на нее. Она была так же полна решимости лишиться девственности, как Берриманы — купить его маркизат.
— Да, ты прав. И это было не просто. Но я не сдавалась. Я тоже была дурой.
И он благодарен Богу за это. Она подарила ему драгоценные воспоминания, за которые Кон цеплялся, когда не было надежды. Этот последний месяц дал ему больше. Они больше не дети, прячущиеся в траве из страха быть обнаруженными, но взрослые, которые все еще дорожат друг другом, несмотря на нарушенные обещания.
— Ты всегда была упрямой девчонкой. Мы можем снова быть друзьями, Лори?
Она провела рукой по портьере.
— Я постараюсь. Но больше никаких сюрпризов и махинаций. Мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить детям чудесные каникулы, а потом пойдем каждый своей дорогой. Так будет лучше.
— Не могу согласиться, но уважу твои желания. В случае, если ты передумаешь…
— Не передумаю.
— Но если все же передумаешь, я всегда буду рядом. — Это станет для него сущей пыткой, но какой у него выбор?
Лоретту разбудило блеяние сотни овец и ягнят, отчаянный собачий лай и детские крики. Она накинула халат и подошла к окну. Судя по положению солнца на небе, она проспала половину утра. Все остальные уже встали и теперь заняты тем, что загоняли в загон шерстяное море.
Напряжение все еще не отпустило ее. Атмосфера вчера за обедом была довольно прохладной, несмотря на их с Беа старания поддерживать веселую непринужденную беседу. Для нее это был нелегкий труд, но Беа казалась прирожденным миротворцем. У Лоретты оставалось еще шесть дней, чтобы попытаться добиться примирения между Коном и Джеймсом, шесть дней, чтобы выразить свою любовь Беа, прежде чем она отвезет ее домой. Ее корнуоллские кузены не ждут возвращения девочки так скоро — Кон щедро подкупил их, чтобы умыкнуть Беатрикс. Быть может, Беа проведет еще несколько дней в Винсент-Лодж до того, как они отправятся в Корнуолл, хотя Сейди сказала, что из-за ремонта в доме сейчас жить невозможно. Повсюду леса. Кон нанял кровельщиков, штукатуров, маляров.
Лоретта полагала, что с трудом узнает свой старый дом, когда вернется. Соседи, должно быть, сгорают от любопытства, недоумевая, с чего это Винсенты вдруг так разбогатели.
Лоретта рассеянно потерла затылок, наблюдая за активностью во дворе. Ей было ужасно стыдно, что она так легко поддалась на шантаж Кона, так легко упала в его объятия, так легко снова влюбилась в него, что бы там ни говорила. Последние несколько недель были головокружительной смесью расстройства, вожделения, нежности и скуки. Ей надо, не теряя головы, как-то пережить оставшееся время.
Кон не слишком возражал, когда она вчера расторгла их сделку. Лоретта вспомнила его лицо, когда он стоял на холме и ветер раздувал его иссиня-черные волосы. Губы его были плотно сжаты, словно он хотел возразить, но сдерживался. А вчера вечером, когда она нашла его в кабинете, он был рассудительным, даже учтивым.
Лоретта два дня ходила к их дереву, растущему в укромном месте, оставляя маленькие знаки в искривлении ствола, что была там. Эти знаки мог узнать только он. Она надеялась, что на третий день он придет.
Октябрь выдался прохладным. Лоретта закуталась в шаль, сверху набросила плащ и выскользнула через кухонную дверь в сад. Она перебежала по каменному мостику, как делала, когда была ребенком, затем пошла по тропинке вдоль речки, пока не пришла к извивающейся стене Гайленд-Гроув. Стена была низкой, полуразрушенной, и через нее легко было перелезть. За стеной — широкий пустой склон, а за ним рощица. Вот в ней-то и росло то самое искривленное дерево с шишковатыми ветками, к которому она так отчаянно стремилась, влекомая сердцем.
Талисманы исчезли: плоский розовый камень, который когда-то дал ей Кон и научил бросать, и маленький муслиновый мешочек с оторвавшимися блестками с ее «свадебного» платья — они больше не лежали в изгибе ствола. На их месте была маленькая деревянная шкатулка с резьбой.
Он был здесь!
Лоретта забралась на дерево, устроилась на гладком стволе и открыла шкатулку. Внутри оказалась серебряная брошь в виде лавровой веточки. Руки ее дрожали, когда она прикалывала ее на платье под шалью. В своем путешествии он думает о ней.
В свадебном путешествии.
Она тоже думала о нем — ни о ком больше, кроме Кона. Дни тянулись невыносимо медленно. Она не спала, не ела, чувствовала, что буквально умирает. Сердце ее было разбито. Она твердила себе, что у Кона не было иного выхода, кроме как жениться. Он должен расплатиться с долгами. Но в глубине души она ненавидела его за малодушие. Они могли бы вместе убежать, исчезнуть. Теперь же придется исчезнуть ей одной.
До лета она поживет у родственников. Пока все не закончится. Она будет есть с ними жареного гуся на Рождество и любоваться распускающимися нарциссами в саду. Она оставит эту шкатулку и брошку в Корнуолле как память о настоящих родителях ребенка.
Она все-таки забеременела, несмотря на их с Коном предосторожности, — наказание, как сказала мама, за ее чрезмерное своенравие. Был скандал, но, по крайней мере, отец вспомнил про своих бездетных родственников, живущих в Пензансе. Они согласились взять ребенка на воспитание за свою долю состояния Берримана.
Лоретта выдержала ужасный разговор с мистером Берриманом, который договорился с отцом о денежной компенсации. План увезти ее подальше до возвращения Кона был расстроен приездом маркиза и его супруги раньше ожидаемого срока. Но сундуки Лоретты были уже уложены, и завтра ей предстоял отъезд.
Ей строго-настрого запретили говорить Кону. Иначе мистер Берриман прекратит оплату обучения Чарли и не будет платить за воспитание ребенка. Кон ни за что не должен заподозрить, что Лоретта беременна. Сейчас она худая, как никогда раньше. Сейди говорила, что как только она уедет из Лоджа, она сразу расцветет. Но Сейди не увидит ее, ведь она едет в Корнуолл одна.
Лоретта ждала на дереве, закрыв глаза. Он придет, она не сомневалась в этом. Если понадобится, она будет ждать здесь весь день. Мама слегла с мигренью, а отец закрылся в кабинете с бутылкой превосходного виски. Винсенты обходятся Берриману в кругленькую сумму, но говорили, что он может обеспечить не только их семью, но и всю деревню без малейшего ущерба для себя. В конце концов, купил же он маркизат для своей дочери.
