— Но почему? Я отвечаю за всю почту, приходящую от клиентов.
— Вы отвечаете за почту, приходящую во внешнюю службу.
— Не только.
— На девяносто процентов.
Карола продолжала с пренебрежением смотреть на Марлену, и та чувствовала, что Карола вспоминает слова отца об этой дельной и инициативной фрау Шуберт. Марлена понимала, что Карола, непонятно по какой причине, всеми силами будет пытаться доказать, что отец был не прав. Почему этой богатой наследнице, похоже, доставляет удовольствие ставить ей палки в колеса? Ведь Карола наверняка знала, что Бехштайн любыми способами будет подавлять вокруг себя все и всех, способных проявить себя.
Марлена сказала:
— Господин Бехштайн не обладает тем опытом, который я уже успела приобрести. И тем не менее пытается ограничить круг моих полномочий.
— Дайте ему время. Если все происходящее будет удовлетворять его, он сам станет передавать вам часть своих заданий.
— Вы ведь прекрасно знаете, что он никогда не сделает этого. Я никогда не смогу достичь большего, если буду работать под его…
Карола прервала ее:
— Я не собираюсь обсуждать с вами деловые качества вашего начальника. — Она полистала документы, лежащие у нее на столе. — Что вы, собственно, хотите, госпожа Шуберт? Должность, которую вы занимаете, даже выше того, на что вы можете претендовать при вашем образовании. Следовательно, мы и так во многом пошли вам навстречу. — Она перелистнула еще пару страниц. — Незаконченная школа, домашнее хозяйство, потом эта… вечерняя школа, если я не ошибаюсь…
Слова «домохозяйка» и «вечерняя школа» прозвучали так, словно подразумевалось «умственно отсталая» и «вспомогательная школа».
Марлена рассердилась:
— Я посещала весьма уважаемое учебное заведение, а кроме того, еще окончила компьютерные курсы.
— Все это похвально. Но тем не менее у вас нет законченного профессионального образования.
— Вы не верите, что я обладаю достаточным опытом, чтобы компенсировать этот… изъян?
— Не верю! — резко ответила Карола.
Марлена ждала.
— И я хочу уже сейчас установить известные границы вашему стремлению наверх. Поэтому для начала хотела бы попросить вас не ставить больше под вопрос компетентность господина Бехштайна. Мы с вами поняли друг друга?
Они в упор посмотрели друг на друга. Потом Марлена сказала:
— Я дискутировала с вами исключительно по поводу сферы моей профессиональной деятельности. Ничего больше.
— Я не собираюсь обсуждать с вами свои решения.
Марлена сжала кулаки. Высокомерная стерва!
— Диктатура в Германии закончилась в 1945 году. Похоже, вы забыли об этом, госпожа Винтерборн.
Она резко повернулась и пошла к двери.
— Госпожа Эриксон. — Карола сладко улыбнулась ей вслед. — Я сменила свою девичью фамилию. Теперь я госпожа Эриксон.
Марлена обернулась и так же сладко улыбнулась в ответ:
— Прекрасная фамилия, госпожа Винтерборн.
Вечером она позвонила Морицу и пригласила его на ужин. Никлас участвовал в очередном марше, на этот раз в защиту лесов, уничтожаемых кислотными дождями, и покинул дом на несколько дней.
Марлена испытывала угрызения совести по отношению к Морицу. С тех пор как Никлас стал помогать ей с Андреа, она совсем забросила старого друга и очень жалела об этом. Кроме того, ей нужно было обязательно поговорить с ним. Он имел удивительную способность расставлять все по своим местам, чего не умели делать ни Никлас, ни она сама.
Мориц держал себя по отношению к Никласу абсолютно нейтрально. Он никогда не высказывался ни за, ни против его политических убеждений. Сам Мориц не признавал никакой политической деятельности, слишком уж часто он разочаровывался в этом.
Марлена рассказала ему о своей стычке с Каролой.
Мориц хмыкнул:
— Ты за короткое время ухитрилась нажить себе опасного врага.
— Она и раньше была моим врагом.
Мориц понимающе кивнул:
— И я даже знаю, почему.
— Да? Тогда, может, и мне объяснишь, мудрец?
— Вы обе очень похожи. Между вами возможна или дружба, или борьба, и никаких других отношений.
Марлена вовсе не считала, что они хоть в чем-то похожи. Она и эта ограниченная гордячка!
— Без денег своего отца она была бы полным нулем.
— Не была бы. И ты знаешь об этом. — Он провел ладонью по ее волосам.
Ладно, ладно… Как у него идут дела, сменила Марлена тему. Лицо Морица засветилось, он был смущен. Так… У него явно кто-то появился. Да, объяснял Мориц, но юноша слишком молод для него. Такой светленький, хрупкий, охотнее всего сидящий в ванне и поглощающий шампанское. Раскладывающий желтые сливы и синие виноградные гроздья на красной льняной скатерти и сочиняющий об этом стихи. Студент, работающий официантом, или официант, учащийся в университете, ученик театральной студии… Легкий, как перышко, он словно не от мира сего.
Марлена поражалась. Кем она считала Морица? Мечтателем? А почему бы нет? Разве она сама не мечтала? Разве она не влюблена?
— Никлас хочет, чтобы мы поженились, — сказала она и разлила вино в два пузатых тонких бокала.
— Я тоже, — ответил Мориц. — Устроим двойную свадьбу?
Марлена и Никлас поженились в начале сентября. Это было гражданское бракосочетание, которое не встретило понимания в ее семье. Марлена даже не сменила свою девичью фамилию. Никлас и Андреа смастерили десятки маленьких сердечек из красной блестящей бумаги и украсили ими автомобиль. Потом Никлас побывал в магазинчике, выдававшем напрокат свадебные мужские костюмы, и велел показать все то, что выходило из общепринятых рамок. Так ни на чем не остановив свой выбор, он отправился в большой универмаг и купил полотняный, натурального цвета костюм, который мялся при малейшем сквознячке; вот это и есть последний писк, уверял Никлас со смехом. Марлене и Андреа на деньги, которые ему прислала из Америки мать, он подарил по льняному платью с вышитыми яркими цветами. Он даже хотел купить обручальные кольца, но Марлена сказала ему, что в этом смысле меньше всего хотела бы следовать традициям. Она помнила, сколько шума вокруг этих золотых колец было поднято во время ее первого замужества. Теперь они валялись, кажется, в ящике письменного стола.
Они отпраздновали свадьбу на берегу Изара, в одном из уютных местечек, куда горожане приезжали на пикники, с морем пива, котлетами и колбасками. На кустах развесили разноцветные лампочки, друзья Никласа привезли с собой гитары и гармоники. Они играли, а Мориц декламировал, открыв третью банку пива, балладу Гейне «Лорелея»: «Воздух прохладен, темнеет, Рейн свои волны несет…» При этом он смотрел на Клеменса, сидевшего на берегу реки в розовых джинсах. Легкий ветерок играл его светлыми волосами.
