— Не простят папа и мама? — недоверчиво распахнула глаза Полли.
Николь опустила голову.
— Да. Знаешь, какой у моего отца характер! Я ему своей выходкой и так испортила карьеру. Если бы не мой уход из дому — хотя я постаралась обставить все так, чтобы пресса ничего не пронюхала, — он бы достиг гораздо большего.
— Но все-таки какие-то сведения о вашей размолвке с отцом просочились в печать, да? — Сьюзен цепко смотрела на Николь, как будто ее ответ был сейчас очень важен.
— Да, — нехотя подтвердила Николь. — Что-то мелькало в светской хронике. Потом дело замяли. Но статейка в «The Greater London», кажется, была.
— И было это пять лет назад, верно? Еженедельник «The Greater London».
— Верно. А какое это имеет значение?
— Да так. Есть одна идейка. — Сьюзен загадочно улыбнулась, показывая, что так просто она свои секреты раскрывать не собирается.
А Николь, слишком уставшая, чтобы продолжать расспросы, только пожала плечами. Мол, делай как знаешь, мне все равно.
И Сьюзен, пользуясь молчаливым позволением Николь, действительно приступила к осуществлению своего нехитрого замысла. В ближайшем круглосуточном интернет-кафе, запасшись несколькими стаканами крепкого кофе глясе, она углубилась в изучение газетных архивов пятилетней давности. Искомое, к счастью, обнаружилось достаточно быстро. Это была небольшая статья, в которой описывался уход строптивой дочери из семьи политика Максимилиана Конноли.
Конечно, не густо. Ведь с тех пор прошло столько времени и дочь вполне могла примириться с отцом. Но Сьюзен надеялась, что эта статейка послужит первым толчком к тому, чтобы Людвиг захотел по-другому взглянуть на тот путь, который привел Николь в редакцию «The Daily Mail».
Сьюзен скопировала нужный выпуск «The Greater London» и отправила его на имейл, указанный на официальном сайте компании «Ashby Collins», которой руководил Людвиг.
Если суждено, дальше они во всем разберутся сами.
Система обработки информации в «Ashby Collins» была отлажена великолепно. Поэтому уже к девяти часам утра письмо Сьюзен пополнило собой список входящей корреспонденции в личном электронном ящике Людвига.
Первым его побуждением было немедленно избавиться от нежданного послания, многообещающе озаглавленного «Кое-что о Максимилиане Конноли». Поскорее удалить его, пометив как спам, чтобы впредь ни один документ с того адреса не сумел к нему проникнуть. Потому что Людвиг не заказывал никакой информации ни о Максимилиане Конноли, ни о его двуличной дочери.
Но потом он все же решил просмотреть файл. Внутреннее чутье, которое не раз выручало Эшби-младшего в рискованных контрактах, теперь подсказывало ему, что это письмо может оказаться гораздо важнее, чем все остальные документы, когда-либо приходившие на его ящик.
И еще сердце. Так щемило сердце.
Два коротких щелчка мыши. Людвиг сжал губы и напрягся, как перед прыжком. Если хоть одно слово вызовет подозрение, покажется лживым, он удалит это письмо немедленно, даже не дочитав его до конца.
Но письмо оказалось на удивление коротким. Всего пара фраз: приветствие от какой-то Сьюзен и просьба прочесть статью в нереально давнем номере столичной газеты.
Как будто это может что-нибудь изменить.
Этот день можно было по праву назвать поворотным днем в жизни Людвига Эшби. Да и, пожалуй, не только его одного.
Тем самым, неожиданным для самого Людвига поворотом был выбор пути, который подсказывало… Он не дал себе сказать «сердце». Просто это была совсем не та разумная, на десять шагов вперед просчитанная дорога, которую он выбирал всегда. Про себя Людвиг назвал это — пойти на поводу у собственной глупости.
А глупость привела Людвига вначале в ректорат Бристольского университета. Это личные сведения! Ах, простите, мистер Эшби, мы вас не узнали. Конечно-конечно. Нет, сегодня ее в университете не было. Да, учится на последнем курсе магистратуры, да, на литературном отделении. Проживает… Сейчас уточним… Да, по адресу Клифтон-авеню, строение номер 4, комната 215. Что? А, да, наше общежитие… Ну что вы! Всегда рады.
Значит, все-таки общежитие. И уход из дому. Зачем же ты сразу не сказала, что учишься на журналистку?
Ее не было на занятиях. И никто не знает о причинах ее отсутствия. Сердце колотится как сумасшедшее, горло пересохло от волнения. Только бы с ней было все в порядке. Только бы она была там. Современная многоэтажка, просторный холл с зимним садом. Вход строго по студенческим документам. Может быть, для кого-то другого.
Взгляд-приказ в оторопелые глаза охранника на входе, новенькая купюра — в ладонь. Теперь наверх. Чистый монотонный коридор. Слева и справа двери жилых блоков. Вот она — матовая табличка с номером 215. Но дверь с широкой вставкой беловато-матового стекла заперта. Еле слышный звонок беспомощно глохнет где-то в глубине пустой комнаты. Где же ты, Николь?
Сосредоточенная и очень бледная Николь пробиралась между завалами списанной офисной техники, которую почему-то уже которую неделю не вывозили из помещения редакции. И без того узкий коридор между отделами теперь был похож на жилище очень образованного бомжа, смастерившего себе дом-нору из старых мониторов, наполовину выпотрошенных системных блоков и безвременно почивших принтеров. Николь медленно огибала безжизненные остовы техники. Она изо всех сил старалась поддерживать рабочий настрой, не позволяя себе ни на секунду расслабиться, чтобы снова не рухнуть во мрак безысходности. Упрямо нахмурившись, Николь прокручивала в голове варианты заголовков для новой статьи.
«Надежда на спасение»? Нет, слишком избито. «Помощь с вершины Олимпа»? Чересчур пафосно. Может быть, просто «Мой лорд»?
Мой лорд с глазами, в которых бьются блики огня. Мой неутомимый любовник. Она так и не успела сказать ему слова, предназначенные для него. Прощай, мой лорд.
Собрать всю волю, чтобы сдвинуться с места. И идти.
Скоро уже вокруг будут люди. Последний поворот.
А за прикрытой дверью ее отдела — знакомый голос. И на стекле — тень от высокой мужской фигуры.
— Нет. Я сам ее найду.
Потянуть на себя дверь. Медленно, словно во сне, сделать шаг навстречу.
Болезненные слова объяснений замирают у нее на губах, внезапно став лишними. Потому что в его глазах она видит свет. И понимание, и тепло, и тревогу за нее, и радость от встречи.
Все то, что люди называют любовью.
В уютной комнате на мягком ковре играет с сеттером трехлетний мальчишка. За ним поверх газеты наблюдает пожилой мужчина с властным изгибом бровей. Пожилая статная женщина стоит за его креслом, положив руки ему на плечи.
