стороны хотеть для Ани лучшей жизни, не спросив, чего хочет она. Только я и так знал ответ, а также и то, что был непригоден для отношений и недостоин ее, после всего того, что случилось с Наташей и Асей. И держать при себе девочек я долго не собирался, прекрасно понимал, что как только они освоятся, я отпущу их и буду лишь относительно рядом. Не нарушая границ их личной жизни. Стану кем-то наподобие воскресного папы для Маши, и все будут счастливы.
Возможно, я сильно заблуждался на этот счет. Маша привязалась ко мне, и сердце подсказывало, что девочка не захочет никуда от меня уходить. И могла в итоге стать моим союзником, чтобы и Аню удерживать рядом, но вот только я не хотел бы для нее такого будущего. Что я мог предложить этой девушке, кроме своего изрешеченного болью сердца? Там столько пробоин и шрамов, что ни один хирург не взялся бы его исцелить.
Не знаю, где катался до рассвета, побывал у реки, заехал на заправку попить кофе и поехал домой, когда прикинул в уме, что скоро уже встанут родители, и нам ещё днем возвращаться домой, а я даже не ложился.
Зашёл в дом, поднялся на второй этаж и остановился возле комнаты, в которой спали девочки. И не знаю, что на меня опять нашло. Ведь разложил все по полочкам, убедил себя, что к Ане больше не то, что руками нельзя прикасаться – взглядом опасно, а сам, приоткрыв дверь, смотрел, как девочки, прижавшись друг к другу, мирно спали. Не знаю, сколько смотрел на них, но сердце начинало биться в груди и в висках пульсировало от осознания, что жив я, и сердце это треклятое стучит рядом с ними, и никуда я их отпускать не хочу. Будто бы болен был все это время, а сейчас вот нашёл чудодейственную вакцину и мог излечиться и выздороветь.
Аня пошевелилась, ее красивые волосы разметались по подушке, и естественный румянец на ее щеках снова бросил меня в пучину запретных желаний. Я мечтал прикоснуться к ней ещё раз. Вспомнил, как дрожало ее тело, а губы мягкие и сладкие на вкус…
Прикрыв дверь, я ретировался в свою комнату. Если бы знал, что спасаю из того пожара свою погибель, остался бы в том доме сам, честное слово, чем вот так заживо гореть с ней каждый день и не иметь возможности показать своих истинных чувств.
Предыдущие дни и все события до этого самого поцелуя оказались лишь лёгким ветерком в открытом море. А теперь я ощущала внутри шторм! Кровь гоняла по венам с оглушительной скоростью, а меня бросало в жар от одного упоминания о мужских губах, прикосновении рук и умопомрачительного запаха вперемешку с ароматом одеколона Игоря. Стоило только закрыть глаза, и меня захлестывало волнами чувств. Накрывало с головой, и я не могла выбраться на поверхность.
Уже когда поднялась на второй этаж и скрылась за дверью в комнату, поняла, что сглупила, и не нужно было никуда убегать. Но увидела растерянность на лице Игоря и его извинения… Они мне были не нужны! Я хотела этого поцелуя, хотела его прикосновений и мне ровным счётом плевать на все. И на Свету я тоже хотела плевать. В груди жгло от этих новых чувств и ощущений, и я хотела быть с Игорем! Подошла к окну, услышав, как завелась машина, и, отдернув штору, смотрела, как он садился в автомобиль. Игорь лишь накинул сверху пуховик. Какое-то время сидел за рулём и не трогался с места. Затем ворота медленно поползли вверх, и он выехал со двора и резко рванул по дороге от дома. Не вернулся в свою комнату, а поехал куда-то посреди ночи…
На сердце сделалось ещё тяжелее.
Вспыхнувшие чувства были похожи на стремительный сход снежной лавины с высоких гор. И я прекрасно отдавала себе отчёт, что у меня нет ни единого шанса спастись, да что там, я и не хотела никакого спасения, мне нравилось чувствовать эту приятную тяжесть в груди, ощущать, как сердце начинало чаще биться в присутствии Игоря, а после этого поцелуя… мне словно дали напиться живительной воды. Правда, жажду я не утолила.
Легла на кровать к Маше, обняла сестру. В голове кружили глупые мысли встать и отправиться в комнату Игоря, дождаться его, но зачем? Что бы я ему сказала? Это я вкладывала глубокий смысл в свои чувства, а Игорь просто поддался сиюминутному порыву, за что потом и извинился. Такая взрослая относительно многих жизненных вопросов и такая наивная рядом с мужчиной, который мне нравился. Безумно нравился. Дыхание перехватывало, когда я думала о нем и вспоминала его прикосновения и тот взгляд в ванной… А ещё эти слова мамы Игоря о страшных потерях, что случились в его жизни. Ни единого шанса не было остаться равнодушной. Наверное, самым правильным в этой ситуации оставалось сделать вид, что ничего не произошло. А потом скрывать под маской безразличия его вечерние отъезды и встречи со Светой… Пусть женщина ничего мне плохого не успела сделать, и она тоже была достойна счастья, наверное, любила Игоря, только… Это мерзкое и противное чувство, черное и вязкое как болото поглощало меня и застилало глаза туманом. Я не хотела видеть Игоря с ней, и подсознательно уже не питала к Свете теплых чувств.
Маша проснулась очень рано, я привела ее в порядок, и мы спустились вниз. Игорь ещё спал, Елена Александровна накормила нас вкусным завтраком. Отец Игоря возился во дворе, мы видели его в окно, и он, заприметив нас, помахал рукой. В доме родителей Игоря было уютно и тепло. И отношения между родителями были такими же. Я одела Машу, и мы вышли на улицу прогуляться по участку.
– Доброе утро! – поздоровалась я с Александром Сергеевичем, он вышел к нам навстречу и присел на корточки возле Маши.
Протянул ей букетик из сентябрин. Их вокруг росло очень много. Двор Соломоновых пестрел яркими цветами, что было необычно для серого ноября.
– Спасибо, красивые! Аня, а помнишь, у нас такие же росли? Ты любила их, и часто срывала и ставила в банку на стол в кухне? Я грустно смотрела на цветы. Любила. Но так давно все это было, будто в прошлой жизни. Все пыталась создать уют в доме, которого больше не было.
– Да, Маша, и сейчас люблю.
Сестра вручила мне красивый, аккуратный букетик. Александр Сергеевич
