Трейси проглотила комок, подступивший к горлу.
— Он должен узнать правду, Рейчел.
— Вы уверены, что так будет лучше?
— Это наш с ним шанс, без этого мы не сможем быть счастливы. Вы согласны?
Рейчел заколебалась, потом неохотно кивнула.
— Я только боюсь, что он ополчится против меня, — сказала она с сомнением.
Трейси вздохнула. Ее это тоже волновало.
Трейси хотелось поговорить еще немножко с Рейчел Мунли, и поэтому она решила поехать с ней на ранчо. Поскольку Слейд был в отъезде, вопрос о том, говорить ли ему правду, оставался открытым. Однако чем больше они с Рейчел обсуждали прошлое, тем очевиднее становилась для Трейси необходимость увидеться со Слейдом.
Конечно, его может настолько травмировать разоблачение тридцатитрехлетнего обмана, что он «ополчится» против Рейчел, как она это назвала. Но если Трейси удастся представить факты иначе, их разговор принесет Слейду только облегчение. В конце концов, то, что сделала Рейчел, было продиктовано ее любовью к Джемме, а не какими-то личными интересами. И он должен будет понять, что Рейчел в нем души не чает. Он не сможет сбросить со счетов все эти годы ее преданности, независимо от того, сколько ошибок она сделала в прошлом.
Целый день Трейси обдумывала ситуацию.
А вечером за обедом, в присутствии Бена, спросила:
— Слейд один на Биг-Блафе? Бен отозвался первым:
— Конечно. Он всегда остается после того, как орда отбывает, чтобы привести все в порядок. Его дружки-охотники устраивают там празднество каждый год, но, когда дело доходит до уборки, толку от них мало.
— А почему вы спрашиваете о Биг-Блафе? — насторожилась Рейчел.
— Хочу попросить Бена проводить меня туда, — ответила Трейси, выдержав взгляд Рейчел. — Лучше увидеться с ним с глазу на глаз, Рейчел.
— Да, но… — Рейчел вздохнула, она была явно напугана. — Значит, вы приняли решение?
— Не совсем. Я хочу увидеться с ним. Пока это единственное мое решение.
Бен переводил взгляд с одной женщины на другую.
— Что происходит?
Они еще не сказали Бену, что Трейси знает правду. Когда же они поведали ему всю историю, Бен был сконфужен и чувствовал себя немного виноватым.
— Хотелось бы верить, что вы не вините нас, Трейси, — слабо улыбнулся он.
— Нет, я вас не виню. Я понимаю вашу преданность: Рейчел — Слейду, вашу — Рейчел. Вы не против того, чтобы проводить меня на Биг-Блаф завтра утром?
Бен задумчиво кивнул.
— В такую погоду это не легкая прогулка. Трейси вспомнила о ребенке и о списке всех «можно» и «нельзя», данном ей доктором Лессингом. Поездка верхом в этом списке не значилась. Сильно ли она рискует? Трейси нахмурилась.
— Долли очень надежная лошадь. Как она ведет себя на снегу?
— О, дело не о Долли. Она и на снегу такая же устойчивая, как всегда. Но там холодно, Трейси.
— Как далеко это, Бен? Сколько времени туда добираться?
— Не меньше двух часов. Вы уверены, что вам этого хочется?
— Я уверена, что хочу видеть Слейда, — ответила она, обдумывая про себя детали. Чувствовала она себя гораздо лучше, и доктор Лессинг заверил ее, что она действительно в отличном состоянии. Он также посоветовал ей не менять свой обычный образ жизни и не избегать ничего, что она привыкла делать. Но двухчасовая прогулка верхом?
— А мы сможем периодически отдыхать? — спросила она.
— Отдыхать?
— Я имею в виду спешиваться и прогуливаться, просто чтобы размяться.
— Ну конечно. — В глазах Бена сквозило замешательство, оно отразилось и во взгляде Рейчел. Оба смотрели на Трейси вопросительно.
Трейси не отреагировала, она еще не была готова поверять кому-либо свою тайну.
— Мне очень хотелось бы поехать, — приветливо улыбнувшись, сказала она. — Я надеялась увидеть Биг-Блаф летом. А сейчас, когда лежит снег, там, наверное, еще красивее.
— Да, там красиво в любое время года, — согласился Бен. — Мы выедем около девяти утра, дадим солнышку немного согреть все кругом, ладно?
— И вам нужно будет очень тепло одеться, — предупредила Рейчел.
— Обязательно. У меня с собой лыжный костюм. В нем никакой холод не страшен.
На следующее утро они отправились в горы. Рейчел замотала подбородок и шею Трейси двумя шарфами, а когда Трейси завязала капюшон, от ее лица остались одни глаза. Мороз покалывал кожу, но солнце ярко светило, и было очень приятно ехать по снегу. Каждые полчаса они останавливались, слезали с лошадей и прогуливались несколько минут в этом зимнем великолепии, потом опять садились в седла и продолжали путешествие. Долли сама шла за лошадью Бена, и Трейси могла свободно обдумывать предстоящую встречу.
Дневник у нее был с собой, но она немножко нервничала, оттого что они неожиданно свалятся Слейду на голову. Он наверняка удивится.
Трейси вынуждена была признать, что придется поступать по обстоятельствам, настолько сложна была ситуация. Ей очень хотелось бы, чтобы события разворачивались так, как она представляла себе. Но единственное, к чему она была готова, так это к рассказу своей части истории. Ответная реакция Слейда была непредсказуема, его действия невозможно было предугадать.
Рассказать Слейду все, что она знает, будет очень трудно. Как, в самом деле, она должна сделать это? Она же не может прямо приступить к рассказу, без всякого вступления. Она вообще не уверена, что сделает это. Если он не любит ее, к чему тогда все это? Может, сначала надо выяснить, каковы его чувства к ней? В конце концов, все зависит именно от этого.
Долина осталась внизу, и они следовали за тропинкой, поднимавшейся в горы. Снег здесь был глубже, мороз — сильнее. Трейси с радостью отметила, что чувствует себя прекрасно, мысленно благодаря неторопливую Долли. Маленькая кобыла ступала так осторожно, словно знала, что везет драгоценную ношу, и мысль об этом вызвала у Трейси улыбку. Трейси ощущала, что чудо присутствия ребенка зажгло в ее сердце такое сияние, которое ничто не сможет погасить. И ей так хотелось поделиться этим со Слейдом! Она поймала себя на том, что ей не терпится преподнести ему этот бесценный подарок.
Наконец Бен показал ей дымок, появившийся над верхушками сосен. Сердце Трейси забилось сильней.
— Мы уже почти на месте? — спросила она Бена.
— Почти, — через плечо ответил Бен. — Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, как никогда. Это была потрясающая поездка, Бен. Я в восторге от нее.
Каждый раз, когда Трейси думала о Слейде, его образ был окрашен чувственностью. Она ничего не могла с этим поделать. Бурная страсть была, в ее представлении, такой неотъемлемой его частью, что она не могла отделить эту его особенность от других черт характера. И пока они приближались к симпатичному бревенчатому домику с двумя окошками на одинаковом расстоянии от входной двери, голова Трейси была занята главным образом этими воспоминаниями. Как ни странно, вместо мыслей обо всем том, что ей предстояло рассказать, воображение уносило ее к тому, что могло бы произойти, если бы все утряслось.
