он вообще мог видеть в ней ту, с которой хотелось проводить время?
– Я их стерла, – чуть подернув плечами и не забыв выставить при этом грудь напоказ, ответила Божена. – Ольга их увидела, а большего мне было и не нужно.
Пока Ланской закипал, она прошла вглубь квартиры и, устроившись на пуфике возле зеркала, бросила через него взгляд на Глеба.
– Почему ты так переменился ко мне? Почему так переменилась твоя мать? Она что – теперь на стороне твоей бывшей?
Теперь к чувствам, которые испытывал Ланской, прибавилось еще и такое острое недоумение, что брови Глеба сами по себе взлетели наверх.
Неужели Божена взаправду задавала эти вопросы? Нет, конечно, он сам был хорош, когда выгуливал ее по ресторанам и прочим выставкам. Но между ними не было даже поцелуя! Так с какого-такого рожна Божена считала, что может расспрашивать о таком? Мало того… какого хрена она считала Олю бывшей?
– Я хочу видеть те записи, – не ответив на глупые вопросы, сказал Ланской.
Нашел взглядом телефон, что лежал на тумбочке в паре шагов от того места, где он стоял. Двинулся в эту сторону, намереваясь взять сотовый и просмотреть, что там Божена могла предоставить Ольге.
– Я же сказала… Они удалены, – обиженно проговорила «нимфа». – Ты был со мной. Ты был страстен… И, кстати, мы не предохранялись…
Когда Божена выдала этот толстый, словно палка докторской колбасы, намек, Глеб как раз почти добрался до ее телефона. И так и застыл, пораженный тем, что она сказала. Господи, пусть в ту ночь с ним приключилась мужская немощь! Даже если вдруг окажется, что Божена и впрямь умудрилась воспользоваться его пьяным телом, пусть случится так, что он ничего не смог…
– Намекаешь, что могла залететь? – грубовато спросил Ланской, каждую секунду готовый протянуть руку, схватить телефон и, заперев Божену, просмотреть видеозаписи.
– Вполне! У меня как раз была овуляция.
Глеб поморщился. Теперь уж точно спланированность этой акции казалась очевидной.
– Именно поэтому ты щедро выпила? Надеешься на пьяное зачатие?
Сказанных слов было достаточно для того, чтобы дестабилизировать Божену. Она зависла, приоткрыв рот, а глаза ее стали круглыми, похожими на два блюдца.
Быстро сжав в руке мобильник, Ланской метнулся к выходу из комнаты. Как только оказался за ее пределами, закрыл дверь и, подперев ее так кстати подвернувшимся под руку стулом, велел:
– Говори пароль, а то оставлю тебя здесь, а сам поеду туда, где телефон вскроют.
Ответом ему была барабанная дробь, которую Божена принялась выбивать о дверное полотно. При этом материлась она так, что ей бы позавидовал даже сапожник.
Не обращая внимания на угрозы, что сыпались изо рта «нимфы», как из рога изобилия, Ланской предпринял попытку разблокировать телефон. О, чудо! – паролем была простейшая семерка, которую он и нарисовал на экране.
– Немедленно выпусти меня! Козел! Сволочь! Ненавижу тебя и твою мамашку!
– Ну-ну, зачем же ты так о потенциальной свекрови? – Ланской хохотнул, открывая список видео.
Искать долго не пришлось. Пока Божена билась в дверь с отчаянием молота, добравшегося до наковальни, Глеб просмотрел два ролика. Сплошное мелькание картинок… но, к его ужасу, весьма подробно запечатлившее половой акт.
Забавно, но он даже не мог вот так точно сказать – его это орган виднеется в кадре во всей красе, или нет.
– Глеб! Я же сказала, что все удалила. Ты мне не веришь? – вопросила с той стороны Божена таким голосом, которому позавидовали бы даже самые заправские актрисы.
– Конечно, нет, милая, – с издевкой, которая была слышна за версту, ответил Ланской. – Как раз смотрю на то, как ты на мне прыгаешь. Оператор из тебя, надо сказать, не очень.
Он принялся ржать. Открыто, с задором, ни капли не стесняясь того, что очень веселится. Только действительно смешно ему не было. И чем острее Ланской ощущал, в какую трагикомедию добровольно вступил, тем отвратительнее он сам себе становился.
– Ты что… смотришь видео? – ужаснулась Божена.
– Ага, – кивнул Глеб. – Пьер Вудман нервно курит. Кстати, это же его нарезка, я правильно узнал?
Молчание «нимфы» было красноречивее всяких слов. Твою мать, ну и в ситуацию он попал!
– Глеб… послушай! У нас все действительно было. И прямо в момент моей овуляции. Так что может получиться ребеночек. Если боишься пьяного зачатия – я прочла все, что нашла по этому поводу! Риск минимален!
Ланской с остервенением бросил телефон Божены на диван, который весьма удачно для последней подвернулся под руку. Отошел от двери и запустил пятерню в волосы. Он не верил ни единому слову той, которая собиралась разрушить его жизнь. Не верил слишком запоздало.
– Не смей больше лезть туда, где тебя не ждут, – пророкотал Ланской, после чего пошел к выходу из квартиры.
Аккомпанементом его ухода стала новая барабанная дробь, которую выдала запертая Божена.
– Оля, здравствуй.
Голос свекрови в телефонной трубке звучал непривычно мягко, едва ли не заискивающе. Это было настолько необычно и странно, что захотелось даже взглянуть на экран смартфона, чтобы убедиться, что звонит именно она.
– Здравствуйте, Римма Феликсовна.
– Я спросить хотела… у Теодора ведь послезавтра именины… вы собираетесь отмечать?
И снова я ощутила всю весомость перемены в ней: в былые времена Римма Феликсовна не задавала бы вопросов, а потребовала у меня отчета о том, как идет подготовка к столь важному, по ее мнению, празднику.
Именины или, иначе говоря, день ангела, два предыдущих года мы праздновали именно по настоянию свекрови, которая считала, что ее Теодор этого несомненно заслуживает, и в самом пышном причем обрамлении.
Теперь, конечно, все переменилось. Но именины, в общем-то, уже стали в семье некоей традицией и нарушать ее из-за грядущего развода мне казалось все же неправильным.
– Да, конечно, – ответила Римме Феликсовне после небольшой паузы. – Непременно отметим.
– Я ведь могу… прийти?
И снова – эта робость, эта неуверенность, так на нее непохожие, чуждые… и что скрывать – подкупающие.
– Вы о чем? – не скрыла я своего удивления. – Я ведь сказала уже… вы Тео не
