которое так и не допила. Прислушалась к себе. На самом деле я ведь не хотела говорить этого. Задеть Карима, отплатить за боль… Но чтобы он оставался в прошлом – нет.
– Карим… – Я повернулась и…
Свет вдруг погас. Хлопнуло шампанское. Звёздная ночь стала абсолютной. Снаружи светили звёзды, на веранде, в темноте, горели свечи. Под ногами тоже было небо – маленькие лампочки на разной глубине. Откуда-то потянуло свежестью, раздался звон бубенцов.
Из моих пальцев исчез старый бокал и появился прохладный.
– С Новым годом, Яна, – сказал Карим, взяв меня за руку. Коснулся моего бокала своим. – Да, Новый год – семейный праздник. Раз я встречаю его с тобой, значит, это знак.
– Ты веришь в знаки?
– Нет. Раньше не верил. Но всегда бывают исключения. С Новым годом, Яна.
– С Новым годом, Карим, – ответила я.
Карим переплёл наши пальцы, а я сделала глоток шампанского.
Карим
Из аэропорта я поехал домой. Яна улетела третьего. Предлагал остаться до конца праздников, но она наотрез отказалась. Грешным делом, думал отвезти её к родителям, познакомить с матерью и сестрой. Ни к чему хорошему бы это не привело. Сперва надо было решить проблемы с Мадиной. Права в этом девочка.
Жену нашёл в гостиной. Что она делала в клинике две с хреном недели, понятия не имею. Когда приезжал к ней в последний раз, молоденькая медсестричка сказала, что она спит. Было это почти две недели назад, с тех пор мы не разговаривали.
– Выглядишь хорошо, – сказал, зайдя в гостиную.
Мадина встрепенулась. Я бросил взгляд на пустой бокал и хмыкнул. Жена отложила журнал.
– Надо было сказать, что приедешь сегодня. – Она поднялась. – Я бы что-нибудь приготовила.
– Не стоит.
Мадина дотронулась до пуговицы моего пиджака. Касание было простым и откровенным, как и её взгляд. Я убрал её руку. Она приподняла бровь.
– Можешь не утруждать себя. Мы разводимся.
Её глаза мгновенно вспыхнули, лицо исказилось яростью. Мультипликаторы, рисующие превращение ангела в демона, могли бы использовать её в качестве натуры. Подумалось, что сейчас она бросится на меня, но Мадина только сощурилась и зашипела:
– Разводимся? Вначале ты привёл в дом шлюху, из-за которой я чуть калекой не стала, а теперь разводимся? Я тебе не позволю так…
– Ты уходишь, – отчеканил я, не собираясь её слушать.
– Я никуда не пойду. Я на тебя двадцать лет жизни угробила! Я твою дочь воспитывала, пока ты болтался незнамо где!
– Ты нашу дочь воспитывала.
– Твою, – её голос зазвенел льдинками. – Это ты хотел кучу детей, а не я. Это тебе нужен был ребёнок, а не мне. Только почему-то ты моим мнением забыл поинтересоваться. Ты ещё детей хотел? А меня ты спросил, хотела я или нет? Хоть раз спросил, хочу я рожать детей или нет?! Да мне на всю жизнь хватило этих памперсов и сосок! Я хотела путешествовать!
– А ты, блядь, не путешествовала? Нет?! Пока я строил дом, ты каталась по Европе. Ты, блядь, делала, что хотела. Нет?!
– Что я хотела?! Таскать за собой малолетку я хотела?! Да я только и думала, как бы снова в это не ввязаться! Да я бы удавилась лучше, чем ещё одного ребёнка завела!
Она резко замолчала. Хотела отойти, но я развернул её к себе. Сперва она отводила глаза, потом резко вскинула голову и посмотрела на меня. Взгляд у неё был холодный и презрительный.
– Что? – спросила она с вызовом, тихо. – Что, Карим? Ну? Да, я не хотела от тебя рожать. Не хотела.
Я держал за локоть женщину, с которой прожил двадцать лет. С которой двадцать лет делил стол и постель, которую двадцать, сука, лет обеспечивал, а казалось, держу куклу. Тряхни, и посыпятся винтики.
– Я ненавижу тебя, – шепнула она весьма чувственно. – Не-на-ви-жу, Карим. Я ненавижу тот день, когда вышла за тебя, ненавижу жизнь, которую прожила с тобой.
– Даже так? Зато мои деньги ты не ненавидишь.
Она засмеялась тихим, презрительным смехом. И резко замолчала. Сжала зубы и выдернула локоть.
– Мой отец продал меня тебе. Он хотел спасти свой бизнес, ты хотел красивую девочку, и у него эта девочка была. Вот и всё.
От неё пахло алкоголем, но пьяной она не была. Платиновые волосы падали на её плечи, на свитер. Ни хрена она не похожа на Яну и похожа не была никогда. И Яна на неё не будет похожа через двадцать лет.
– Откуда ты взяла справку, которую мне подсунула?! – рявкнул я, схватив её снова.
Всё-таки тряхнул. Винтики из неё не посыпались, только из наглого рта вырвался очередной смешок, а губы сложились в злую улыбку.
– Ты добился своего, сукин сын, – зло сказала она и оскалилась. – Я забеременела. Да, Карим, да!
Она нервным движением заправила волосы за ухо. Надо отдать ей должное, она оставалась красивой даже сейчас. Отстранённо красивой. Телефон в кармане просигналил, но я продолжал смотреть на женщину, которую, как оказалось, никогда не знал. В ней не было ни намёка на сожаление.
– Чтобы завтра тебя в этом доме не было, Мадина.
Она зашипела и бросилась на меня. Я успел перехватить её руку до того, как она влепила мне пощёчину. Она попятилась, упала в кресло и подскочила. Швырнула в меня журнал, пульт от телевизора. Её грудь вздымалась, губы кривились.
– Слава богу, что я избавилась от твоего ребёнка!
– Что ты сказала? – Я сделал к ней шаг. – Что ты, мать твою сделала?!
В глазах у неё мелькнул испуг, дыхание стало нервным.
– Что ты сделала, Мадина?!
– Да! – закричала она. – Я сделала аборт! Сразу же! И очень жалею, что, когда забеременела твоей дочерью, не сделала этого!
У двери раздался шорох. Я резко повернулся и увидел Алию. Она стояла, держа в руках подарочный пакет с большим розовым бантом. Пару секунд она смотрела на Мадину, потом ушла, не сказав ни слова. Её шаги затихли.
Мадина обомлела. То, что я испытывал к ней сейчас, было не презрением, не яростью. Это было ничем.
– Я передумал. Собирай вещи и убирайся. Чтобы тебя здесь не было сегодня же. И учти: при разводе ты не получишь ничего.
Карим
Если считать развод чертой под двадцатью годами жизни, можно сказать, что новый год я начал с чистого листа. Формально. На деле лист оказался загаженным с самого начала. Дожидаться, когда Мадина уберётся, не стал. Что бы она ни решила забрать из дома, больше, чем забрала, не сможет.
Когда садился в машину, на дорожке появилась дочь.
