отец?
Я впервые так прямо спрашиваю Мирона о его семье. Надеюсь, мужчина не закроется.
— Его профессия была связана с пищевым производством, — совершенно спокойно отвечает любимый, — бабушка рассказывала, отец начинал с низов. Сначала поварское училище, потом технологический институт. С высшим образованием он уже занимал руководящие места. После перестройки ушел в свой бизнес.
Хмурюсь.
— Возьмем период, когда он был директором.
Красильников трет переносицу. Он только наслышан о биографии родителей. Нерадостно, но нам сейчас важно докопаться до сути.
— Кажется, это был ресторан и хлебная фабрика. Вот только в каком порядке, не знаю.
— Фабрика! — радостно ерзаю. — Именно там работала моя мама до знакомства с отцом. А еще туда пришла твоя, и там случилось что-то плохое…
Мне кажется, его мать пыталась увести отца из семьи. Ну или просто между ними была связь, и разразился скандал. Но я не ляпаю это прямо Мирону. Все же разговор о людях, давших ему жизнь. Не хочу, чтобы любимый почувствовал какой- то стыд. Ему и так досталось в детстве.
— Может, так оно и было, — жмет плечами Мирон, — в нашу встречу мать не слишком распространялась о прошлом. Говорила только, какой молодой и глупой была. И как хочет наверстать упущенное.
Закусываю губу. Я благодарна этой незнакомой женщине за то, что она дала жизнь лучшему человеку на свете. Но мне обидно за Мирона. За то, что он был никому не нужным мальчиком.
— Что-то произошло тогда… — повторяюсь. — Слушай, а как вы познакомились с Максимом?
Мирон задумывается.
— В спортивном зале. Ходить туда мне предложил друг отца. Он был там тренером и по сути владельцем.
— И Макса туда направили через знакомых! — я почти подскакиваю. — Он отнекивался, мой брат совершенно неспортивный. А мама давила на то, что пришлось напрячь приятелей из прошлого. Тогда особо не было денег на секции, которые стали платными.
— Похоже, у наших предков реально было общее прошлое.
Мирон вроде бы усмехается, но напряженно. Я снова двигаюсь ближе к нему, обнимаю за спину.
— Что бы там ни было, для меня это ничего не значит, — говорю негромко, — может быть, раньше я слушала мнения других про тебя. Сейчас я знаю, какой ты на самом деле. Мне неважно, что было раньше. Ты очень хороший.
Мирон морщится и смотрит на меня скептически. Хотя я вижу, как сияет его взгляд. Теперь в нем искренняя улыбка.
— Это ты просто очень добра ко мне, — он вроде отмахивается от комплимента, но с гордостью в голосе.
— Может, спросим подробности у Агриппины? — возвращаюсь к теме. — Твой педагог явно в курсе, ведь именно она пришла к маме с разговором.
— Хорошо, — кивает Мирон.
Нам обоим больше нечего сказать. Атмосфера дома мирная, но все равно легкий мороз по коже. Хочется на что-то отвлечься. Идею подает мой мужчина.
— Я отпустил Марину пораньше, у ее супруга завтра юбилей, — сообщает он, — нужно выбрать, что заказать на ужин.
Поднимаю брови.
— Давай приготовим сами? С тех пор, как живу у тебя, я ни разу не стояла у плиты.
— Ты занимаешься сыном.
Киваю.
— Да, я благодарна за такие условия. Но я даже соскучилась по готовке. Видела, с утра привезли свинину. Марина оставила кусок без заморозки, еще думала, что бы из него приготовить. Давай запечем в духовке с овощами?
— Хм, у меня уже бегут слюнки.
Всей семьей мы переходим на кухню. Матюша подбадривает нас своим писком и время от времени просится на руки. Но придется ему пока побыть в своей навороченной люльке — папа и мама заняты и немного перепачканы.
Мирон очищает от лишнего жира и режет на куски мясо. Я занялась картофелем. Мы все же решаем сделать блюдо посытней, а помидоры и болгарский перец просто порезать в свежий салат. Хоть на кухне пока запахи только сырых продуктов, все равно царит какой-то уют.
Мужчина мне достался явно не безрукий. А может, в нем просыпаются гены отца с поварским образованием?.. Не знаю, но мясо он разделал как на выставку и еще, не дрогнув, порезал полукольцами лук.
Смазываем сливочным маслом глубокий противень, благо, на этой кухне куча разной посуды. На дно кладем мясо, сверху аккуратно помещаем дольки картофеля и лук. Солим шедевр, заливаем сверху сливками. Обходимся без приправ, но уже через десять минут из духовки по квартире идет великолепный запах.
— Впервые готовил еду в четыре руки, — признается Мирон, закладывая посудомойку, — вроде бы вышло отлично.
Смотрю на него и понимаю, как сильно хочу окружить его такими теплыми мелочами. Дать заботу, которой он не видел в детстве и в неудачном браке. Кажется, я становлюсь немного наседкой. Но может, иногда это не так уж и плохо?..
Успеваю покормить и уложить на вечерний сон Матвейку. К сожалению, сын пока не может оценить родительские кулинарные таланты. Так что ужинаем после, без него. Время от времени причмокиваем от удовольствия и нахваливаем себя как поваров.
Последствиями ужина займется посудомойка, ура технике. А мы валяемся на диване. Ничего остренького не хочется, хоть и сын спит. Включать кино тоже никто из нас не предлагает. Банально отдыхаем, даже толком не говорим. Не представляя, какая нас уже скоро ждет беседа.
Слава богу, после ужина проходит как минимум час, и еда не встанет нам поперек горла. Потому что к воротам особняка подъезжает такси, и из него выходят… Агриппина Ивановна и моя мама! Неужели все это время педагог была у родителей дома? Впрочем, это не главное, что меня сейчас интересует.
Мирон явно удивлен не меньше. Но спокойно встречает гостей на территории и проводит в дом. С Агриппиной они перекидываются каким-то репликами, с мамой не общаются. Ух, после всех ее действий ему не за что ее любить…
— Мы пришли с определенной целью, как вы понимаете. — говорит крестная Мирона, как только он вводит их в гостиную.
Да уж не с родственным визитом.
— Надеюсь, с добром? — я смотрю на маму.
В душе екает от ее вида. Но если она начнет упрекать Мирона, говорить о его матери, я не выдержу.
— Мы пришли поговорить спокойно, — обещает Агриппина.
Ну хоть это. Вообще само присутствие педагога внушает мне оптимизм. Она бы не повезла маму скандалить.
— Слушаем вас, присаживайтесь, — просит Мирон.
Я остаюсь на месте, хозяин дома занимает кресло наискосок. Его крестная вместе с моей мамой садятся на край дивана напротив. Мама тяжело вздыхает.
— Не буду извиняться, это без толку, — первые ее слова меня напрягают, — на месте Мирона я бы себя не простила. Но я хотела бы сказать,
