колокольни.
Я даже думать не буду на эту тему: смогу ли я его когда-нибудь простить. Это наважно.
Главное, чтобы я простила себя… За то, что была такой тряпкой! И такой дурой. И такой терпилой. Столько лет потратила на этого урода! Молодых прекрасных лет.
Такая злость меня сейчас душит! Не могу себе места найти.
Хочется просто стереть эти годы. Забыть его. Забыть всё…
И тут мне пишет Алиса:
“Мам, как дела?”
Я сразу напрягаюсь. До этого она мне ни разу не писала. Всегда я первая пишу с вопросами и переживаниями. Причем очень сильно себя сдерживаю, чтобы не писать по пять раз в день.
“Мам, ты самая лучшая!” — прилетает следующее сообщение.
Я сразу звоню.
— Дочь, что случилось?
— Ничего. Что, уже и написать нельзя?
— Можно, конечно! Странно просто. Все хорошо у тебя? У Макса как дела?
— Все супер, мам. Соскучилась по тебе.
— Домой хочешь? Что, в лагере плохо?
— В лагере очень хорошо. Но и домой тоже хочу. Правда, дом теперь в другом месте. Но я рада! Мы с девчонками уже столько всего запланировали. С сентября в спортзал будем вместе ходить, он там рядом. Может, еще и на танцы запишемся. Я давно хотела, а вместе-то веселее!
Мы болтаем с Алисой о том, о сем. А, когда я кладу трубку, то думаю: да, моя семейная жизнь — полный кошмар. Все было плохо. Но дети… Дети у меня замечательные!
Мои цыплятки. Так люблю их…
* * *
Юлька предлагала напиться вместе, а я отказалась. Что-то совсем не хотелось ничего такого. Хотелось пойти домой и побыть одной. А сейчас жалею! Надо было, и правда, выпить пару-тройку бокалов с подругой. Может, полегчало бы.
А теперь даже не знаю, что может мне помочь. Разве что помыться. Смыть с себя всю эту мерзкую грязь.
Почему-то вспоминается наш с Колей последний раз. Я тогда и представить не могла, что он последний. Это было так… буднично грубо. Без чувств, без эмоций. Он просто использовал меня еще одним способом.
Он привык пользоваться мной все эти годы. Потому что я позволяла… Дура! Какая же я была дура…
А потом я еще лежала, ревела. Чувствовала себя такой нелюбимой и нежеланной. А он пришел ко мне после Снежаны! Он все эти годы приходил после разных баб. В нашу постель. Ко мне. И я его принимала…
Теперь еще сильнее хочется помыться. Тереться мочалкой, пока не с кожи не сотрутся воспоминания о его прикосновениях…
Да, надо было напиться с Юлькой!
* * *
Выхожу из душа. Легче не стало. Ну, разве что чуть-чуть. Кутаюсь в халат и сразу смотрю на экран телефона. Вдруг Яр звонил. Нет. Непринятых от него нету.
Может, самой позвонить? Так хочется просто услышать его голос. Убедиться, что этот потрясающий мужчина на самом деле существует.
Какое счастье, что он появился в моей жизни!
Верчу в руках телефон. И он, как по волшебству, начинает звонить. Это Яр!
— Привет. Я отвез Дениску и… мне тут так мозг вынесли.
Слышу в его голосе ту же усталость и опустошенность, которую чувствую сама.
— Мне тоже, — отзываюсь я.
— Коля приходил? Чего хотел?
— Да ну его в болото! Не хочу о нем говорить. И думать. А что твоя бывшая? Не шантажировала сыном?
— Да ну ее в болото! — в тон мне отвечает Ярослав. — Слушай, может я…
— Приезжай! — сразу отвечаю я. И продолжаю: — Яр, давай напьемся, а?
* * *
Яр на пороге. С букетом очень красивых розовых лилий. Прямо — вау, какие шикарные цветы!
И — с бутылкой шампанского. Э-э-э… с двумя бутылками. Одна в руке, вторая торчит из кармана его ветровки.
Он вручает мне букет, расстегивает ветровку, и — у него за пазухой обнаруживается еще одна бутылка.
Три бутылки шампанского! Что он обо мне думает? Меня уносит с двух бокалов!
Ярослав
— Яр, зачем столько?
В голосе Анюты слышится удивленное возмущение.
— Я взял одну. Потом подумал… и прихватил еще две. На всякий пожарный.
— Ты меня пугаешь.
— Поставим в холодильник. А там как пойдет.
Мы идем на кухню. Толпимся у холодильника. Спотыкаемся друг о друга. Потому что я не могу от нее отлипнуть! Примагнитило, как железный гвоздь.
У Анюты влажные волосы, пахнущие шампунем. На ней халатик и смешные пушистые тапочки. Так по-домашнему… И это, почему-то, капец заводит!
Она тянется к верхней полке, доставая бокалы. А я… капаю горячей слюной на ламинат.
Анюта ловит мой голодных взгляд.
— Ножки — огонь, — не сдерживаюсь я. — Давно хотел рассмотреть их поподробнее.
Взглядом я, естественно, уже залез под халатик, который задрался, когда она доставала бокалы.
И Анюта это чувствует. Вспыхивает. Смущается. Это заводит еще сильнее….
Да меня заводит абсолютно все!
Держит ладошкой длинный высокий бокал — я завелся. Поправила локон у лица — еще один оборот. Откусила шоколадку… обхватила губами дольку апельсина… облизала пальчик… Обороты нарастают.
Дыши, Яр! Дыши. Не забывай медленно и спокойно дышать.
А то, блин, как заводной волчок! Еще немного — и пружина лопнет. И тогда…
Берегись, мой пугливый страусенок! Даже если ты засунешь голову в песок, мне пофиг. Мне сейчас как раз нужна не голова, а то, что останется снаружи.
— А чего мы без тостов пьем, как алкоголики? — спрашивает Анюта после первого бокала.
— Мы и есть алкоголики. У нас же цель напиться, а не понтоваться красивыми фразами. Но, если ты хочешь, я скажу тост.
— Я не настаиваю.
— А я хочу. Давай выпьем за твою улыбку. Когда-то она вытащила меня из депрессии.
— Ты преувеличиваешь!
— Нисколько. Помню, просыпался утром, уже уставший, без желания что-либо делать и куда-то идти. И только мысль о том, что сегодня увижу тебя, вытаскивала меня из кровати.
— Правда?
— Чистая правда.
Мы чокаемся. Анюта отпивает глоток и ставит бокал. Берет крупную виноградину, откусывает. Ягода смачно лопается и сок брызжет ей на подбородок.
— Ой!
Она хватается за салфетку. А я хватаюсь за ее руку, тормозя движение. Беру другой рукой за затылок, притягиваю к себе и — слизываю сок. С подбородка, с губ, с языка…
Это сладкое виноградное безумие. Сочные губы, пугливый юркий язычок, теплые ладошки на моих плечах… Но этого мало.
— Хочу тебя, — обжигаю горячим шепотом ее ушко.
— Яр…
С ее плеча сползает халатик. Я вижу тонкую бретельку и черное кружево. Она готовилась к моему приходу. Она…
— Ты тоже хочешь, — утвердительно произношу я.
И провожу
