Ракина можно было понять. На посту генерального директора огромнейшей международной корпорации по импорту и экспорту товаров он трудился, как раб на галерах, сделал огромнейший вклад в процветание семейного бизнеса и вот теперь рисковал лишиться всего, так как не стоило уповать на то, что дед вдруг передумает. Эли вдруг понял, что у него все на самом деле не так уж плохо.
— Если тебе интересно, — произнес он, — могу познакомить с одной очень привлекательной молодой леди из почтенного местного рода. Она, правда, была уже когда-то помолвлена и, говорят, бросила жениха всего лишь за месяц до того, как они должны были обменяться торжественными клятвами верности…
— А ты знаешь, интересно, — мрачно откликнулся Ракин, наблюдая, как официант расставляет закуски. Когда оба друга попросили принести им по кофе и официант ушел, он добавил: — В последний раз попробую переубедить старика. Если не удастся, обращусь к тебе.
Когда друзья распрощались, выйдя из ресторана, было почти девять часов вечера. Никакого опьянения Эли не чувствовал. Хотя он и хватил подряд три порции виски на пустой желудок, но потом плотно поужинал и выпил несколько кружек крепкого кофе. Домой не хотелось: он знал, что, просидев пару часов в одиночестве в пустой квартире, достанет бутылочку того же старого доброго напитка, и все пойдет по новой.
На душе кошки скребли, и наедине с этими кошками оставаться очень не хотелось. Нет, он, конечно, не считал себя одиноким человеком, но в данный конкретный вечер никто не мог бы составить ему компанию в его роскошных апартаментах. Там было слишком тихо, и он снова стал бы думать над тем, что произошло и как теперь быть.
Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Эли повернул во Французский квартал и направился прямиком на Квин-стрит. Несмотря на поздний час, Кара, возможно, еще не легла. И в конце концов, он ведь пообещал Лаурель, что сам сообщит ее сестре об отмене свадьбы.
Десять минут спустя он уже стоял на веселом желтом крылечке ее домика, занеся руку над специальной тускло поблескивающей колотушкой на черной лакированной входной двери. Зданию было не меньше двухсот лет, но оно не выглядело старым или обветшалым и потрепанным. Прежние владельцы содержали дом в хорошем состоянии, да и Кара постаралась — организовала полную реставрацию.
Почти вся внешняя отделка была белого цвета, но ставни и кованые оконные наличники покрасили в черный — в тон входной двери. По бокам от крыльца в огромных горшках цвели огненно-красные азалии. Они же алыми пятнами сияли под каждым окном, придавая дому веселый приветливый вид, по крайней мере днем. И даже в сумерках бросались в глаза, контрастируя с посеревшей в вечернем освещении улицей.
На всякий случай еще раз бросив взгляд на фасад и удостоверившись, что в окнах есть свет, Эли постучал, но совсем тихо: вдруг хозяйка уснула, не выключив лампы. Ему не хотелось бы будить ее, даже по такому важному поводу. Время шло, и он прикидывал, стоит ли постучать еще раз. Когда Эли решил уже было развернуться и ехать домой, в свою холодную холостяцкую квартиру, над входной дверью зажегся фонарь. Послышался шум, железный звон отпираемого замка, и дверь открылась.
Кара стояла от него всего в паре шагов. Свет, падающий из-за ее спины и с крыльца, создавал эффект сияния, расходящегося от ее волос. Шелковый жемчужно-белый халат с сиреневыми фиалками мягко облегал изгибы ее тела. Каштановые волосы волнами струились по плечам. Хозяйка вышла к гостю босиком, и он заметил, что ноготки на ее ногах покрашены нежно-розовым лаком.
Внезапно, как удар под дых, его скрутило влечение такой силы, что потемнело в глазах, а из легких словно разом выкачали весь воздух. Эли пошатнулся и с трудом перевел дыхание, надеясь, что это неожиданно мощное желание не отразилось ни на лице, ни на других частях тела, которые хозяйка могла бы заметить.
Наверное, он все же махнул лишнего сегодня. Как еще объяснить такую неадекватную реакцию на сестру бывшей невесты? Особенно если учесть, что бывшей та стала всего пару часов назад. Или, может, все дело в его затянувшемся воздержании? Нормальная реакция здорового мужчины на женщину, уже готовящуюся ко сну? Тем более что женщина — картинка. Любуйся, и все не налюбуешься…
— Эли? — тихо позвала Кара и слегка нахмурилась. — Что ты здесь делаешь?
Опершись рукой о дверной косяк, он ответил:
— Прости, пожалуйста. Наверное, уже слишком поздно для визитов?
Какое-то время она молча разглядывала его, переводя взгляд с взъерошенной головы на усталое лицо, расстегнутый ворот рубашки, пиджак, строгие брюки и обратно.
— Только не говори, пожалуйста, что, выпив за ужином, сам сел за руль и приехал сюда, — строго произнесла она, неодобрительно глядя на него прищуренными глазами.
Эли поднял вверх три пальца и торжественно произнес:
— Виски. Трижды. Но это было больше трех часов назад, и я поел и выпил несколько чашек кофе. — И, подняв руку вверх, словно приносил присягу на Библии в суде, подытожил: — Так что я трезв как стеклышко, клянусь.
Кара некоторое время раздумывала над его словами, потом тихо вздохнула и отступила, пропуская его в прихожую.
— Лучше тебе зайти, пока соседи не заметили, — сказала она.
Сунув руки в карманы, Эли зашел и подождал, пока она запрет за ним дверь. Когда Кара повернулась к нему, он понял, что она уже знает. Знает и жалеет его.
— Я разговаривала с Лаурель, — призналась она чуть ли не шепотом, блуждая взглядом где-то в районе его подбородка, не решаясь взглянуть в глаза. — Мне очень жаль.
«Черт возьми, мне не нужна твоя жалость! — мысленно вспыхнул он. — Ни твоя, ни чья-либо еще!» Если уж у несостоявшейся свояченицы такая реакция, чего ждать от друзей и других близких знакомых, когда они узнают, что Лаурель его бросила?
— Боже правый! — чересчур злобно выкрикнул он, чего обычно не позволял себе в присутствии дам. — Не надо, Кара! Я не за этим сюда пришел. — Проведя рукой по волосам, он стал мерить шагами коридор, выбивая резкое стаккато на блестящем паркете. — Как не хочется всех этих сплетен, жалости, злорадного любопытного внимания. Мне плевать, что Лаурель отменила свадьбу, но совсем не хочется становиться объектом праздных пересудов. — Он снова запустил пальцы в волосы, чувствуя, что заводится, но тут Кара коснулась его руки. От этого легкого прикосновения Эли остановился как вкопанный и оглянулся. Взгляды их встретились.
— Идем на кухню, — мягко велела она. — Я заварю чай и даже налью тебе еще виски, если обещаешь, что за руль пока не сядешь, а немного побудешь со мной.
