Лес Уилльямсон, высокий, крупный мужчина, с волосами песочного цвета, заметно поредевшими в последнее время, вскоре должен был отметить свое шестидесятилетие. Ринна была поздним ребенком, она появилась на свет, когда он меньше всего этого ожидал. Но, даже оставшись один, он не прекращал проявлять отеческую заботу о дочери. Человек он был замкнутый, верил в высокие идеалы и исповедовал строгую мораль. Стоит ему узнать, что она натворила, это убьет его.
Насупив брови, отец посмотрел на нее и подавил улыбку.
— Похоже, чашечка кофе тебе не повредит, — заметил он после короткой паузы.
Ринна утвердительно кивнула. Последовав за ним в кухню, она опустилась на стул.
— Голова раскалывается.
— Неудивительно. — Отец суетился, стараясь производить как можно меньше шума. — Сколько же ты выпила?
От одного упоминания об алкоголе все начало переворачиваться у нее внутри. Услышав звук упавшей на пол чашки, она вздрогнула.
— Слишком много. Понимаю, это звучит глупо, но я не представляла, что пунш из шампанского может так ударить в голову.
Отец рассмеялся и, бросив на нее извиняющийся взгляд, начал собирать с пола осколки чашки.
— Он любого свалит с ног. Он вкусный, пьешь не замечая. Никогда не забуду своего первого похмелья, — заявил он, — я перебрал виски и после этого мучился целых три дня.
— Скорее бы забыть о похмелье, — пробормотала Ринна. И обо всем остальном, хотелось добавить ей.
— Ты задержалась допоздна. Было весело?
Ринна почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо. Всю жизнь отец оберегал ее, старался наставить ее на путь истинный.
— Извини, если разбудила тебя.
— Ты меня не разбудила, дорогая. — Он присел рядом с ней и в задумчивости стал потягивать кофе.
Ринна старалась погасить досаду. Тот мужчина тоже называл ее «дорогой».
— Знаешь, Ринна, — продолжал отец, — полученный опыт образумит тебя лучше, чем все мои лекции.
Ринне пришлось стиснуть зубы, чтобы подавить приступ тошноты. Он прав, с горечью думала она, тысячу раз прав. Собственный опыт — лучший из учителей. К сожалению, зачастую учитель весьма суровый.
— В следующий раз будешь знать свою норму, — сказал отец, усмехнувшись. — Тебе чертовски многому еще предстоит научиться.
Она утвердительно кивнула и сделала глоток обжигающего кофе в надежде, что он немного успокоит ее. Некоторое время они сидели молча. Отец накрыл ладонью ее руку, и Ринне полегчало.
— Дорогая, вся эта суматоха со скачками в Даунсе, да и твоими выпускными экзаменами в колледже… у меня не было случая сказать, как я горжусь тобой. Знаю, сколько тебе пришлось потратить сил, чтобы сдать их. Твоя мать тоже гордилась бы тобой, — добавил он, в его голосе слышалась боль утраты.
Ринна смутилась, заметив слезы в его глазах. Лес Уильямсон не был сентиментальным и никогда не показывал чувств, но боготворил свою жену. «Прошу тебя, не надо! — хотелось крикнуть Ринне. — Пожалуйста, не говори так!»
— Ты носишь ее имя и достойна ее памяти, Ринна. Чтобы вспомнить, какой прекрасной женщиной была твоя мать, мне достаточно взглянуть на тебя.
— О папа, — прошептала она, всем сердцем переживая то, что произошло на вечеринке. Когда она заплакала, отец обнял ее и попытался утешить. «Я была с мужчиной, папа, — хотелось ей крикнуть. — Я была с мужчиной, но даже не знаю его имени!» Ей пришлось прикусить губу, чтобы не произнести этого вслух. Страшно подумать, что произойдет, если отец узнает.
— Ну ладно, — сказал он, когда она немного успокоилась. — Давай займемся лошадьми. Можешь взять сегодня Храброго Воина. Не помню, говорил я тебе, что Гленн подумывает о том, чтобы продать его? Я твержу ему, что жеребец — прирожденный чемпион, а он, и слушать не хочет.
Жеребец по кличке Храбрый Воин имел дурную привычку кусать других лошадей. Он не отличался злобным характером, но привычка его явно всех бесила. Заняв место в первых рядах на старте, он частенько вытягивал морду и кусал рядом стоящую лошадь. Он напоминал большого ребенка, которому никак не удается повзрослеть. Отец и Ринна подумывали использовать специальный мундштук, который не позволял бы жеребцу кусаться.
— Зачем же его продавать, — заметила Ринна, заставляя себя переключиться на предстоящую тренировку. — Ты сказал Гленну о мундштуке?
— Нет, хочу сначала сам его попробовать. Между прочим, ты слышала о пожаре в Лэйкленде?[2] Там только что начался сезон скачек. Несколько лошадей удалось спасти, но конюшни «Оукс» лишились большинства своих чистокровок. Ведется расследование.
Пожар — беда для всех, кто связан с лошадьми. Когда в конюшне находятся сотни ценнейших животных, в первую очередь стараются спасти от пожара их. Но, несмотря на все предосторожности, иногда случаются настоящие трагедии.
— Думаю, нам повезло, что мы не отправили Воина, — сказала Ринна.
— Славу Богу. Какой ужас, подумать страшно об этой трагедии.
Отец вылил остатки своего кофе в раковину.
— Ринна, ты, кажется, очень расстроилась из-за вчерашнего вечера.
— Да, — произнесла она, отворачиваясь, чтобы скрыть от него слезы.
— Голубушка, одна ошибка — еще не конец света. Подумаешь, ну, перебрала слегка. На ошибках учатся, чтобы не повторять их.
Следующие три месяца эти слова придавали Ринне сил. Она вновь и вновь повторяла их, заметив, что стала часто уставать, затем у нее начались приступы тошноты, причиной которых она считала, являлся затянувшийся желудочный грипп. Ринна отметала мысль о беременности — ведь она была с мужчиной один-единственный раз. Врач подтвердил ей эту вероятность, множеством примеров, удивляясь, что она отказывается ему верить.
— Это общее заблуждение, дорогая, — сказал он, — за которое многим женщинам потом приходится расплачиваться.
Горький смысл слов врача не ускользнул от Ринны, но она не сразу поняла, что относятся они именно к ней. Услышав от врача подтверждение, что она действительно беременна, Ринна осторожно попыталась навести справки о незнакомце с вечеринки, затем осторожность была забыта, и наконец, она принялась в отчаянии разыскивать его, повсюду.
Хозяин дома, где проходила вечеринка, не вспомнил даже ее, не говоря уж о высоком, темноволосом мужчине.
— Меня тогда больше интересовали женщины, милочка, — заявил он ей, когда она связалась с ним по телефону. — А ты, какая из себя?
Шелли тоже не запомнила его.
— Он напоминал тебе Джона Уэйна, но не был похож на Джона Уэйна. Хватит, Ринна, прекрати.
Она описывала его вновь и вновь в надежде, что Шелли вспомнит что-то, что поможет ей найти отца своего ребенка. На всех ипподромах, где они участвовали в скачках, она справлялась о нем, пыталась отыскать среди лиц в толпе его смуглые черты. Ринна не представляла, что сделает, если найдет его. Так далеко она не заходила. Ей только хотелось узнать имя этого человека.
