Он может передать ребенку свое телосложение.
— Поэтому ты должна быть на высоте, Виктория. Ты должна быть продавцом и должна убедить его, что тебе от него ничего не нужно, кроме ребенка.
Виктория поежилась при этой мысли. Почему-то она была уверена, что Калеб хорошо умеет делать это.
— Это не важно, конечно, — сказала она, смотря на попугая Боба, которого оставили ей родители. — Не обязательно, чтобы это было приятно. Главное, чтобы все получилось.
И чтобы это вообще произошло.
— Боб, я должна выглядеть соблазнительно, — объявила она.
Боб наклонил голову и не сказал ни слова. Вообще-то он сказал «черт подери», это было его любимое выражение, потому что оно привлекало к нему внимание людей. Кроме того, это было любимое выражение ее отца, ведь Боб жил с Дэнисом Холбруком долгие годы.
— «Черт подери» — это только слова, — сказала она, смотря в зеркало. Она увидела женщину, которая уже увяла. Она сама решила увянуть.
Ей захотелось подбежать к телефону, позвонить Калебу и сказать ему, что совершила ошибку, но она тут же отказалась от этой мысли. Она не хотела больше думать о том, что у нее нет детей.
— Итак, мы импровизируем, — сказала она, роясь в шкафу и вынимая красные платья без бретелек, которые принадлежали ее матери. Платья слишком обтягивали ее, но это можно пережить.
Виктория села за туалетный столик и начала наносить косметику, чего никогда раньше не делала. Она поехала в другой город, чтобы купить эту косметику, боясь, что в ринвальском магазине ее увидит кто-нибудь из знакомых и скажет, что она окончательно свихнулась.
Через сорок пять минут она встала из-за столика, неуверенная, что все сделала правильно.
— Черт подери! — сказал Боб.
— Надеюсь, что выгляжу нормально и не похожа на чудовище из фильма ужасов, — пробормотала Виктория.
Она взяла платье и попыталась влезть в него.
— О-хо-хо, — сказала она.
— О-хо-хо, — передразнил ее Боб.
— Это не пойдет. Здесь слишком много меня и слишком мало платья, — простонала Виктория. — Я хочу, чтобы Калеб увидел во мне женщину, с которой можно переспать разок-другой, а не женщину, которая напилась и танцует на столе.
Со злостью она убрала вешалки назад в шкаф. В шкафу висели черные костюмы, черно-белые костюмы, серые костюмы.
В дверь позвонили. Калеб уже пришел.
Виктория растерянно посмотрела на Боба.
— Даже не думай сказать это, — приказала она.
Но было слишком поздно.
— Черт подери, — прокричал Боб, как бы прочтя мысли Виктории.
Она надеялась только, что Калеб не был сплетником. Иначе она распрощается со своей репутацией.
— Черт подери, — сказала она, потом протопала к двери и рывком открыла ее. Она даже не смогла выдавить из себя улыбку. Все рушилось. Она могла сразу отправить его домой.
Но не сделала этого. Боб был свидетелем того, что она решила переспать с ним.
Калеб уставился на Викторию и чуть не подпрыгнул от удивления. Он гордился тем, что много знал о женщинах, но сейчас, смотря на ее накрашенные губы, белоснежные плечи, ее декольте... Он увидел Викторию в таком виде, в каком никогда не надеялся ее увидеть.
Кто-то сзади нее прокричал «черт подери». А платье Виктории было красного цвета. Не черного, не белого, не серого, а сексуального, дерзкого красного цвета. Калеб даже подумал, туда ли он пришел. Может, у Виктории была близняшка.
— Я могу прийти в другое время, — сказал он. — Если я не вовремя.
— Почему не вовремя? — Она подняла подбородок в знак негодования, хотя было видно, что ее трясет. Интересно, сколько людей видели ее в негодовании?
Очень интригующе.
Калеб не мог сдержаться и хихикнул. Она была... очень мила, когда злилась. Что-то в ней было. Ему стало интересно, что она сделает, если он скажет ей, что она ошеломляюще красива. Даст ему пощечину? Опять заберется в свою раковину?
— Мистер Фремонт? — Ее голос был взволнованным.
— Простите меня, Виктория. Просто вы выглядите...
Она быстро посмотрела на свой вырез, проследив его взгляд, который скользнул на ложбинку груди. Он почти услышал, как она вздохнула.
Калеб подавил улыбку, протянул руку и приподнял ее подбородок.
— Вы не хотите сказать мне, что происходит, Виктория? И... и почему вы так недовольно хмуритесь? Ведь вы сами пригласили меня.
Он попробовал пальцем разгладить ее лоб, но Виктория подняла лицо выше, и его пальцы повисли в воздухе. У него слегка закружилась голова, и он заставил себя вспомнить, что она — его соседка, его коллега и что она, возможно, не хочет, чтобы он се трогал. Калеб засунул руку в карман.
— Я пришел не вовремя? — спросил он, пытаясь понять, что все-таки происходит.
Она сжала руки.
— Нет, извините. Вы пришли вовремя. Я просто... я хмурилась не из-за вас.
Калеб обернулся, будто ожидая, что за ним кто-то стоит.
— Я не единственный приглашенный?
Виктория покачала головой, и ее черные волосы колечками легли вокруг ее лица.
— Нет, нет, заходите. Только вы. Со мной все в порядке. Я просто не рассчитала время, и вы застали меня врасплох.
И она отступила, давая ему пройти.
Каблук ее шелковой туфельки зацепился за ковер, и Калеб шагнул к ней, чтобы не дать ей упасть. Когда он схватил ее за руки, Виктория глубоко вздохнула, и ее декольте стало еще больше.
Калеб пытался изо всех сил не смотреть на вырез. Как только она обрела равновесие, он отпустил ее и правой рукой закрыл дверь.
— Вы хорошо себя чувствуете, Виктория? — вырвалось у него. Он не смог удержаться, чтобы не уставиться на нее.
Виктория судорожно вдохнула.
— У меня что что-то не в порядке с лицом? — неожиданно спросила она. — Я не удивлюсь, если что-то не так. — Виктория попыталась выглядеть безразличной. Но эта попытка его не обманула. Леди явно была не в себе.
Калеб не мог себя остановить — он снова дотронулся до нее, провел рукой по ее подбородку, осторожно повернул ее голову. Слишком много косметики: тени для глаз, губная помада, пудра. Ему нравился запах пудры. Пудра ассоциировалась у него... с женщиной.
Его охватило чувство тревоги. Что-то говорило Калебу, что надо уходить. При других обстоятельствах он бы так и сделал. Если бы перед ним была другая женщина, он был бы уверен, что все было устроено с целью соблазнить его.
Он не имел ничего против, но в другом месте и в другое время. Было верхом легкомыслия смешивать бизнес с удовольствием, тем более, если речь шла о такой женщине, как Виктория Холбрук. Он понимал, что самое разумное — это принести свои извинения и уйти, сказав что-нибудь тактичное, и таким образом выйти из ситуации.
