Широкое, с цельнокроеными рукавами и круглым воротником, оно идеально скрыло бы все достоинства и недостатки фигуры любого, кто бы его ни надел. Спереди на нем красовался вышитый желтым цветок, по низу шла отделка такого же цвета. Натали «наряжалась» в него всего дважды в жизни, когда приезжала с отцом и матерью навестить в загородном доме дарительницу — ветхую старушку.
Надев платье и, вопреки всем своим правилам и привычкам даже не взглянув на себя в зеркало, Натали положила письмо в сумку и вышла из дома. На почте она купила конверт, аккуратно переписала на него адрес, запечатала и, понадеявшись, что, несмотря на возможные ошибки, оно дойдет куда надо, опустила в ящик.
Фримены проживали в Магнолии — одном из богатейших районов Сиэтла. Едва взглянув на огромный особняк, утопающий в цветах и зелени, Эндрю понял, почему отпрыски Фрименов не торопятся улетать из родительского гнездышка. Покинуть его не пожелало бы и самое свободолюбивое из повзрослевших чад.
С сыном всем известного в Сиэтле промышленника, Доналдом Фрименом, Эндрю Харпер познакомился в загородном гольф-клубе, куда в последние два года ездил почти каждое воскресенье. Доналд был на редкость остроумным малым, умел искрометно и очень кстати пошутить и превосходно играл. О том, что миллионер Генри Фримен — его отец, Эндрю узнал совсем недавно, чему страшно удивился. Доналд был прост в общении и ни словом, ни делом не выказывал своего превосходства над прочими смертными.
Впрочем, Эндрю и сам происходил не из бедной семьи. Его прадед обосновался в этих краях во времена знаменитой «золотой лихорадки», дед был владельцем крупного рыболовецкого судна, а отец продолжил его дело и в один прекрасный момент открыл рыбообрабатывающее предприятие, которое и поныне приносило семье хоть и несравнимый с богатствами Фрименов, но вполне приличный доход. В быту же Харперы предпочитали спартанский стиль, в этом духе воспитали и сына.
— Ну и домишко у вас, надо сказать, — пробормотал Эндрю, ступив из машины на идеально ровную, окаймленную изумрудной зеленью газона дорожку перед особняком. — Глаз не оторвать.
Доналд улыбнулся широкой открытой улыбкой, в которой не мелькнуло и намека на чванство.
— Это все мама. Дом построен по ее проекту. Ну и остальное тоже. — Он обвел рукой ухоженный парк. — Скамейки, беседки, фонтан…
Эндрю присвистнул:
— Вот это да! Она у вас просто сокровище.
— Точно.
Они зашагали к парадному входу. Эндрю немного взгрустнулось. Свою мать он почти не помнил: она умерла, когда ему только-только исполнилось пять лет. Отец так больше ни с кем и не сошелся, очевидно поэтому и был жестковат. Ребенком Эндрю воспринимал родительскую суровость крайне болезненно, а теперь все понимал и прощал. По сути, в ласках и похвалах он не особенно нуждался и твердо знал, что, несмотря на сдержанность, отец любит его как никого на свете.
— Послушай, старик… — начал Доналд в замешательстве, когда они вошли в бескрайний холл, оформленный в орехово-молочных тонах. — Понимаешь, у меня в комнате… черт ногу сломит. — Он смущенно потер затылок и виновато улыбнулся. — Сегодня я даже кровать не успел заправить. Ты это… посиди в гостиной, а я пока хоть немного приберусь у себя.
Эндрю замахал руками.
— Какие глупости! Что я незаправленных кроватей не видел, что ли? Не переживай! — Вообще-то в его собственном доме и в доме отца постель всегда заправлялась вовремя. Таковы уж были правила.
— Нет, — с улыбкой, но не терпящим возражения тоном ответил Доналд. — Я быстро, минут за пять управлюсь. А ты пройди пока в гостиную, включи телевизор или музыку. — Он жестом указал на раскрытые двери в дальнем конце холла.
Эндрю в немом восторге огляделся. Замысловатые витражи, наборный паркет, венецианские светильники. Ему казалось, что он в музее и ходить обязан неслышно, а говорить полушепотом.
Доналд потрепал приятеля по плечу.
— Чувствуй себя как дома, старик. Я мигом.
Эндрю кивнул и направился в сторону гостиной, а Доналд помчался вверх по широкой лестнице.
Взволнованный голос молодой женщины донесся до Эндрю, как только он приблизился к дверям. Было понятно, что разговаривает она с кем-то из близких и пытается что-то доказать.
Молодой человек даже приостановился, решив, что своим внезапным появлением помешает незнакомке и ее молчаливому собеседнику. Но тут же подумал, что окажется в еще более неловком положении, если кто-нибудь обнаружит его стоящим за дверьми, и, предупредительно кашлянув, вошел в просторную, как банкетный зал, комнату. Никакой женщины в ней не оказалось. Эндрю недоуменно осмотрелся и сообразил, что голос доносится с террасы. Мгновение спустя до него дошло также и то, что рядом с говорящей никого нет — между репликами она делала продолжительные паузы, значит, болтала с кем-то по телефону.
Эндрю никогда не читал адресованных не ему писем, не горел желанием разузнать чужие тайны или подслушать разговор, даже если был уверен, что никто об этом не узнает. Но сейчас, хоть и сознавал, что ситуация крайне щекотливая, почему-то замер на месте, весь обратившись в слух.
— Какой монастырь? Такая жизнь не для тебя, Натали, неужели ты не понимаешь? — с пылом произнесла незнакомка, выслушав очередную фразу своей собеседницы, некоей Натали. — Ты там и месяца не выдержишь!
Эндрю стоял на пушистом ковре в окружении удобных диванов и кресел и современной аудио— и видеотехники, но ни то ни другое его ни капли не занимало. Женщина на террасе, видеть которую он не мог, говорила настолько эмоционально и встревоженно, что приковывала к себе все его внимание.
— Ты вернешься к нормальной жизни, я помогу тебе. Хочешь, мы вдвоем съездим куда-нибудь отдохнуть, развеяться, а?
По-видимому, Натали ответила кратким «нет», так как, помолчав буквально с пару мгновений, женщина на террасе продолжила с удвоенным усердием:
— Та уверена, что именно там найдешь спасение? Ничего не зная ни о тамошнем быте, ни о нравах, не понимая ни слова!
Она опять замолчала, а когда заговорила вновь, ее голос звучал так надрывно, что Эндрю захотелось выскочить на террасу, выхватить у нее трубку и приказать упрямой Натали выбросить из головы глупости.
— Да ты с ума сошла! Очнись! Опомнись! Твоя беда далеко не самая страшная. Это отнюдь не повод для того, чтобы расставаться с привычным образом жизни!
Эндрю слушал затаив дыхание. По-видимому, собравшаяся удрать от каких-то проблем Натали — вероятнее всего от несчастной любви, — говоря о монастыре, отнюдь не шутила. Во всяком случае, ее подруга или, возможно, родственница была крайне напугана. Эндрю попытался представить себе обеих женщин, но в его воображении возникали лишь расплывчатые образы.
