Его временно заключили под стражу, а три дня спустя шериф явился в камеру Хита вместе с его родителями и предложил на выбор: федеральная тюрьма на пять лет, либо армейская служба на три года.
Так Хит Бартон стал солдатом.
Он никогда не жалел, что стал причиной смерти человека. Потому что никогда не считал того человека – человеком. Он убил нелюдь, некое существо, но никак не подобного себе.
Однако такие вещи никогда не проходят бесследно. Вместе с безымянным бандитом на залитом кровью доктора Хокинса полу маленькой ветеринарной аптеки умер еще один человек – юный Хит Бартон. На его место встал другой, взрослый и жесткий, разом постаревший на десять лет мужчина.
Впрочем, это обстоятельство было совершенно неизвестно курсантам тренировочного лагеря Чек-Пойнт, младшего брата знаменитого Форт-Браггс, этой колыбели будущих зеленых беретов. Для трех десятков молодых и по большей части безбашенных парней, уже обжившихся в казармах, Хит Бартон был зеленым новичком, салагой, мальчиком на побегушках. В первую же ночь ему устроили «прописку» – и были страшно разочарованы результатом.
Хит Бартон умело и по-медицински четко вывихнул пару суставов, расквасил с десяток носов и утихомирился только после внушительного удара табуретом по голове. Потом был карцер, а потом – вторая попытка старослужащих расставить все авторитеты по местам. Столь же неудачная, надо сказать, как и первая.
Через два месяца службы Хит Бартон окончательно обрел независимость, стал спокойно спать по ночам, не ожидая нападения из темноты, – и армейская жизнь покатилась по накатанным рельсам.
Он был силен и крепок, как молодой бычок, армейские нагрузки воспринимал, как силовую гимнастику, показатели у него были одни из лучших, и в будущем Хиту светили сержантские нашивки, не меньше. Однако сам он к этому не стремился, да и вообще вел себя довольно безразлично. Что-то важное в нем застыло, покрылось коркой льда, а возможно – и умерло навсегда. Он редко улыбался и еще реже злился всерьез. Четко отвечал на заданные вопросы и никогда не задавал встречных. Не сходился ни с кем близко, но и врагов не имел. Его уважали за силу и сторонились из-за нелюдимости.
Потом в казарме появился новичок. Джимми Спенсер, вот как его звали, и похож он был на апрельское солнышко. Рыжий, веснушчатый и улыбчивый. Немудрено, что казарменные мерзавцы – а они всегда заводятся в любой казарме, это нечто вроде тараканов, только вреда от них куда больше – немедленно окрестили его «барышней» и в одну из ночей попытались изнасиловать.
Хит уже спал. Во сне он видел почему-то зайца, который отчаянно удирал от охотников. Это была сцена из детства, Хит не любил ее вспоминать.
Один из ковбоев свесился с седла и ловко подхватил зайца в скользкую петлю. Заяц судорожно задергался над землей, задыхаясь и затягивая петлю все туже. И вот тогда и произошло то, что потом преследовало Хита в кошмарах. Заяц закричал человеческим голосом. Отчаянным тонким криком ребенка, полным предсмертного ужаса такой силы, что вынести невозможно. Хит тогда зашелся плачем, и ковбои, ошарашенные ничуть не меньше зареванного пацана, отпустили несчастного зверя, все закончилось хорошо, но во сне дело обстояло куда хуже. Заяц все кричал, и жить стало совсем уж невозможно, и тогда Хит Бартон приказал себе проснуться. Он сел рывком, еще сонный, но уже не спящий, и понял, что крик не прекратился. Более того, кричит не заяц. Человек.
Босой, в одних подштанниках, Хит ногой выбил дверь в солдатский сортир, заложенную для верности бейсбольной битой. Боли в босой ступне он не чувствовал (потом выяснилось, что он сломал все пальцы на правой ноге). Знакомый красный туман наплывал медленно и неотвратимо.
В углу на кафеле скорчился рыжий паренек с залитым слезами лицом. Он был почти голый, исполосованные ножом подштанники практически не прикрывали тело. Вокруг толпились… Нет, все-таки не люди. Гиены. Шакалы.
Нелюди.
Дальше были вихрь и танец, буря и ужас. Хита учили лучшие армейские инструкторы, об искусстве убивать он знал уже почти все. И именно поэтому теперь точно рассчитывал свои силы.
Двое насильников уже никогда не станут отцами. Еще на нескольких никогда не взглянут без отвращения и страха. Пальцы одного молодого садиста до конца его дней не смогут удержать даже ложку…
Кафель белый, кровь красная, сопли по кафелю тоже красные, зубы – в крошево, больно руку… Пах, солнечное сплетение, переносица – вполсилы, чтобы не убить, кость может треснуть и войти в мозг. Вывернуться из-под руки, ударить ребрами ладоней коротко и резко – почки, болевой шок. Снова пах, потом коленом, несильно. Челюсть, прямой слева, открылся, теперь солнечное сплетение. И с разворота ногой – «бабочка», классика ближнего боя…
Он очнулся внезапно, когда понял, что на ногах стоит только он один. И сидит на полу тоже только один. Джим Спенсер, рыжий перепуганный пацан. Остальные – лежат.
Вместе с рассудком вернулась боль. Хит поморщился, растирая окровавленные кулаки, мимоходом проверяя, не сломал ли себе еще что-нибудь. Испытывая непонятное смущение и досаду при виде страха в синих глазах рыжего паренька, глухо буркнул:
– Вставай. Пойдем отсюда.
– Да. Я сейчас. Ох…
Джим скривился и осел на пол, держась за плечо. Рука безвольно повисла, и Хит почти равнодушно констатировал: вывих плечевого сустава, крайне болезненно, но неопасно, если быстро вправить обратно.
– Сейчас будет больно. Очень. Потерпи уж. Возьмись за что-нибудь.
Опухшие после драки пальцы не слушались, но всего пару секунд. Потом тело само вспомнило, что делать. Одна рука – на грудину, другой – захват чуть пониже вывиха. Упереться ногой… черт, больно! Ладно, это потом…
Он рванул, Джим взвыл, но уже через секунду с удивлением поднял руку и пошевелил пальцами.
– Совсем прошло, надо же! Ты врач?
– Нет. Я убийца.
Хит сам не знал, почему это у него вырвалось. Возможно, потому, что именно это и было его самым страшным кошмаром. Врач – убийца…
Даже карцера не было. Джима Спенсера вызвали на допрос в военную комендатуру, после чего все до единого участники ночной драки, кроме Хита, были уволены из армии и отправлены в федеральную тюрьму. Оказалось, что папаша Джима – сенатор, поэтому так и получилось.
Джим стал тенью своего спасителя. Ходил за ним хвостиком, болтал без умолку, и наконец Хит понял, что его совсем не раздражает этот смешной парнишка. Собственно, парнишка вообще был старше Хита на пару лет, но этому никто и никогда не поверил бы.
Они подружились, и именно Джим стал первым, кому Хит смог рассказать свою историю от начала и до конца. Первым – и единственным.
