губам, оставив на ней поцелуй, а затем прижал к щеке. Я растерялась. Его взгляд, поведение, да что там — отношение ко мне в последнее время, всё это противоречило словам, произнесённым минуту назад. Как вдруг память воспроизвела их разговор с господином Брауном.
— Ты говорил своему учителю, что не можешь иметь семью. Ты об этом? — спросила я, — И не отнекивайся. Я всё слышала, хоть и соврала тогда.
Он утвердительно кивнул.
— Но почему? Мне и не нужна от тебя семья. Я, если хочешь знать, не люблю детей. Если проблема в этом…
— Рэйвен, подожди, — мои слова его развеселили, — я сейчас объясню. Семья ведь, это не только дети или брак. Это близость, родство, сопричастность, общность жизни и духа. Я не могу иметь семью, потому что пообещал. Однажды. Когда я был совсем молодым, мне пришлось сделать этот выбор. Тогда любовь чуть было не отняла у меня способность быть магом. Я поклялся отказаться от неё ради практики.
Осознание, что Мартин в прошлом любил кого-то настолько сильно, но, возможно, не может так же любить меня, неприятно укололо мою душу.
— И как это — отказываться от чего-то важного?
— Со временем эта важность падает.
— Понятно, — я сделала вид, что ответ меня устроил.
— Но… ты знаешь, Рэйвен, я больше не хочу так.
— Как?
— Выбирать только что-то одно. Извини, я так боялся привязаться к тебе, что даже пропустил момент, когда это уже случилось. Я больше не умею любить, но… я попробую научиться. Ради тебя.
— Правда?
— Правда. Мне бы не хотелось потерять… ещё и тебя, Рэйвен, — будто что-то вспоминая, сказал Мартин.
Я облегчённо вздохнула, обняв его ещё сильнее. Наверное, никогда я больше не была так бессовестно счастлива, как в тот момент. Наши чувства взаимны! Больше мы не будем избегать таких естественных и важных вещей. Не знаю, что чувствовал тогда он, но я верила, что для нас в мире больше не найдётся ни одного препятствия. Стемнело. Ещё некоторое время мы провели у моря. Обещали быть рядом, не причинять друг другу боль. Выбирать: я — его, а он — меня, каждый день, насколько долго это будет возможно. Кажется, волны запомнили наши слова в тот вечер. Я до сих пор слышу их сквозь шум морской воды…
Мы провели вместе целый счастливый год. Мой возлюбленный не соврал. Я действительно чувствовала его любовь и поддержку. Зря он говорил, что не умеет любить. А может, люди раскрываются, только когда кто-то другой понимает их, и таким Мартина смогла сделать именно моя любовь? Я совсем запамятовала о том, что когда-то слышала в их разговоре с Брауном. Сначала я думала, что такого происходило с моим любимым раньше, отчего он хотел навсегда забыть о чувствах, но чем ты счастливее, тем сложнее заставить себя копаться в прошлом. Однажды я держала в руках крупную подвеску в форме бабочки — подарок Мартина. Он заказал её для меня у знакомого мастера. Узорчатые крылья, какая тонкая работа! Холод и вес изделия приятно ощущались в руке. Сама бабочка была не столь обычной. Крупное тельце, геометрически строгие черты, и главное — рисунок на спинке, очень напоминающий череп.
— Бражник мёртвая голова, — пояснил мой возлюбленный. — Из-за странного узора её наделяют сакральным значением. Кто-то даже считает её предвестником смерти. А по одной легенде, мёртвая голова связывает нас с потусторонним. И если при жизни подарить её изображение дорогому тебе человеку, она свяжет вас, и поможет вашим душам быстрее отыскать друг друга в загробном мире. Теперь, когда бабочка висит на твоей шее, не бойся, что мы потеряем друг друга.
— Спасибо тебе. Это красивая легенда. Правда, я о ней никогда не слышала.
— Я придумал её сейчас, при тебе. И для тебя, — рассмеялся Мартин и поцеловал меня.
Он продел цепочку в кулон и застегнул на моей шее. Подвеска прикоснулась к моей коже. Тяжёлая. Я снова погладила её. Волнение внезапно нахлынуло, накрывая меня с головой. Не хотелось никому признаваться, но несколько последних месяцев меня мучили ночные кошмары. Мне снились тёмные ягоды. Дрожащая птица клевала их, и стекающий сок был похож на кровь. Он капал на траву, что напоминала вереск. Я держала в руках круг, сплетенный из ветвей терновника, и шипы кололи мне кожу, отчего я каждый раз просыпалась, ловя ртом воздух. С тех пор странные, пугающие мысли не давали мне покоя. Я не могла объяснить их природу даже самой себе. А теперь эта бабочка… она будто была из того сна, напоминала мне туман и холод оттуда. Почему он подарил её именно сейчас? Что это значит? Придуманная им легенда — милая, романтичная, он хотел меня рассмешить, но если вслушаться, почему всё звучит как… что? Тревога не отпускала, но я силилась, чтобы улыбнуться, не выдавать своего беспокойства.
— Рэйвен, что-то случилось? — Мартин выглядел хмурым. Он провёл ладонями по моим плечам. Его руки, как всегда, отдавали холодом. С виду казавшийся неприступным, мужчина тонко чувствовал мои мысли и переживания. Верно говорят: внешность обманчива. Я подняла на него голову.
— Почему духи не слышат меня?
— Значит, ещё не время.
— Я теперь ведьма.
— Ты всегда ею была; сейчас твой потенциал смог раскрыться. Не нужно переживать, я тоже не сразу смог говорить с ними.
— Неважно… Я не об этом. Мне страшно. Почему ты говоришь о смерти?
— Скорее, не о смерти, а о вечной жизни, Рэйвен, — он улыбнулся и поцеловал меня в лоб, наверное, чтобы успокоить.
Я рассеянно и невпопад закивала.
— Что ты чувствуешь от того, что поступился обещанием?
— Каким? — прозвучало так, точно он забыл. Это было не так.
— Быть одиноким.
— Радость и свободу, Рэйвен. Я счастлив, что обрёл способность любить тебя. Клятвы, исполнение которых лишает тебя любых радостей, даже тех, ради которых ты их произносил, вредны и бесполезны. Не хочу без тебя, понимаешь?
Тогда я и не догадывалась, что скелет, который Мартин когда-то, как я думала, закрыл и забыл в шкафу, всё это время ходил за нами по пятам и буквально висел у него на шее.
Ощущение внезапного шороха вырвало меня из очередного кошмарного сна. Стояла глубокая ночь. Организм почувствовал что-то неладное от такого неестественного пробуждения, и в груди появилась неприятная, тяжелая тоска. Послышалось шумное дыхание. Я испугалась и поднялась на локтях, чтобы окончательно развеять сон. В комнату падал лунный свет, оставляя бледную дорожку на другой половине кровати и полу. Мартин сидел на краю постели как раз под проблеском
