совсем другой человек.
— Я друг Кирилла, — признается он наконец. — Присматриваю за квартирой, пока он у родителей.
Кирилл. То есть парень Маши. Который должен был быть в Твери. Картинка начинает складываться, и от этого внутри поднимается волна возмущения.
— То есть ты мне соврал? — мой тон становится ледяным.
Он морщится:
— Ну… технически…
— Технически⁈ — вскакиваю со стула. Его рубашка соскальзывает с плеча, но мне уже все равно. — Ты издевался надо мной! Приковал наручниками! Заставил готовить! А сам…
В голове проносятся все события вечера. Как он смотрел. Как прикасался. Как… Боже, он же переодевал меня!
— Слушай, я не хотел… — он делает шаг ко мне.
— Не подходи! — выставляю руки вперед. — Ты… ты…
Слов не хватает, чтобы выразить всё, что я сейчас чувствую. Унижение. Злость. И что-то еще, от чего становится только хуже.
Потому что, черт возьми, несмотря на весь этот обман, меня все еще тянет к нему. К его глазам. К его рукам, которые так осторожно расстегивали пуговицы. К его запаху, который все еще окутывает меня вместе с его рубашкой.
Ненавижу. Его. Себя. Эту дурацкую ситуацию.
— Аня, — он произносит мое имя так, что по коже бегут мурашки. — Давай я все объясню.
— Нечего тут объяснять! — хватаю первое, что попадается под руку — солонку — и швыряю в него.
Он ловко уворачивается:
— Опять начинаешь?
— А ты думал, все закончится романтическим ужином? — горько усмехаюсь. — После того как наврал мне?
Делаю шаг назад, натыкаюсь на стол. Бокал с вином опасно покачивается.
— Я не врал, — он качает головой. — Просто… не говорил всей правды.
— О, да это намного лучше! — закатываю глаза. — Знаешь что? Ты ничем не лучше…
Осекаюсь. Нет, не буду о Диме. Не сейчас. Не с ним.
— Кого? — он подходит ближе. — Того парня, из-за которого ты две недели не выходила из дома?
— Заткнись! — шиплю. — Ты ничего не знаешь!
— Так расскажи.
В его взгляде что-то такое… От чего хочется и убежать, и остаться одновременно.
Да что со мной такое? Встряхиваю головой:
— Я ухожу. Прямо сейчас.
Разворачиваюсь к двери и в этот момент свет гаснет. Вся квартира погружается в темноту.
— Чудесно! — всплескиваю руками. — Просто чудесно! Лучший, чёрт возьми, новый год в моей жизни!
Егор
В темноте слышу, как она тихо матерится. И это почему-то заводит еще больше. Такая правильная с виду девочка, а ругается как сапожник.
Достаю телефон, включаю фонарик. Луч выхватывает её лицо — растрепанные волосы, горящие глаза, закушенная губа. Моя рубашка сползла еще ниже, обнажая плечо. Чёрт. Как она умудряется выглядеть одновременно такой невинной и такой…
— Выключи, — она щурится от яркого света.
Не выключаю. Слишком хочется видеть её лицо.
— Это всё ты виноват, — она тычет в меня пальцем.
— Я? При чем тут я? Это метель.
— Нет, ты! Если бы не твои дурацкие игры…
Она делает шаг вперед и спотыкается о край ковра. Инстинктивно подхватываю её за талию. Телефон падает, луч света мечется по потолку как прожектор.
Она в моих руках. Такая теплая, живая. Чувствую, как часто бьется её сердце. Или это моё? Уже не разобрать.
Её дыхание обжигает шею. Пальцы впиваются в мои плечи — то ли оттолкнуть пытается, то ли удержаться.
В голове полный бардак. Хочется сделать что-то безумное. Например, зарыться носом в изгиб её шеи. Или провести языком по ключице. Или…
— Отпусти, — шепчет она.
Но не двигается. Совсем. Даже дышать, кажется, перестала.
Провожу ладонью по спине — чувствую, как она вздрагивает. Тонкая ткань рубашки совсем не скрывает жар её тела.
Что я делаю? Зачем всё это? Надо отпустить. Прямо сейчас.
Но руки не слушаются.
— Егор…
Моё имя на её губах звучит как проклятие и молитва одновременно.
Она права — я урод. Соврал ей. Издевался. А теперь ещё и это… Но как же сложно быть хорошим, когда она так близко.
На полу вибрирует телефон. Вибрация вырывает из дурмана, в который мы оба погрузились.
Аня отшатывается, путается в собственных ногах. Ловлю её снова — какое-то дежавю.
— Да чтоб тебя! — она вырывается. — Хватит меня лапать!
— Я пытаюсь помочь!
— Отлично помогаешь! Всё, с меня хватит. Где моя одежда?
На ощупь двигается к спальне. Следую за ней — мало ли что она там учудит в темноте.
— Стой, куда ты собралась? Там метель.
— Лучше метель, чем… это всё.
«Это всё» она произносит так, будто между нами произошло что-то ужасное. Хотя… может и произошло. Я сам не понимаю, что творится.
— Послушай…
— Нет, это ты послушай, — она разворачивается так резко, что я едва не врезаюсь в неё. — Я устала от вранья. От игр. От мужчин, которые считают, что можно вот так просто…
Её голос срывается. В темноте не видно, но готов поспорить — она сейчас на грани слез.
И это… больно? Какого черта мне больно от того, что она расстроена?
— Прости.
Слово вырывается само. Искренне. Честно.
Она замирает.
— Что?
— Я сказал — прости. Ты права. Я вёл себя как придурок.
В темноте слышу её прерывистый вздох.
— Просто… это было весело? — звучит как вопрос. — Ты ворвалась в квартиру как ураган, начала швыряться вещами. А я… я не удержался.
— Весело? — в её тоне столько яда, что впору противоядие искать. — Тебе было весело надо мной издеваться?
— Нет! То есть да. То есть… чёрт. Я запутался.
Сажусь на край кровати. В темноте это немного странно — говорить с невидимым собеседником. Но может так даже проще?
— Это был самый скучный день в моей жизни. Канун нового года, а я сижу в чужой квартире, присматриваю за цветами. Потом эта… как её… пригласила меня на ужин. И я подумал — хуже быть не может.
Пауза. Она молчит, но я чувствую — слушает.
— А потом появилась ты. И всё… взорвалось? Перевернулось? Не знаю, как описать. Просто захотелось… продлить момент.
— За счет моего унижения?
— Нет! Я не хотел унижать. Просто… ты такая живая. Настоящая. Когда злишься — глаза горят. Когда смущаешься — краснеешь. Когда улыбаешься…
Осекаюсь. Что я несу?
— Продолжай, — в её тоне что-то неуловимо меняется.
— Что?
— Что происходит, когда я улыбаюсь?
Она садится рядом. Не касаясь, но достаточно близко, чтобы я чувствовал тепло её тела.
— Когда ты улыбаешься… — сглатываю. — У меня внутри что-то переворачивается. И хочется сделать что-нибудь безумное.
— Например?
Её шепот обжигает ухо. Когда она успела наклониться так близко?
— Например… — я поворачиваю голову.
В темноте не видно её лица. Только чувствую дыхание на своих
