клубам, по кафе, а моя маленькая девочка сидит взаперти Бог знает в каких условиях» – вспомнилась мне плаксивая фраза Алены, и кадры.
Как мы с Лешей, хохоча и обнимаясь, идем по коридору отеля.
Как танцуем в клубе, и его руки гораздо ниже моей талии.
Как целуемся. Как Леша поправляет мою маску, которая на видео, в темноте и с нужной цветокоррекцией выглядела так, словно я постоянная участница БДСМ-сессий.
А я-то успокаивала себя, что ничего такого. Просто отель, бокал шипучки и пара танцев.
— Может, сами запишем видео? – Леша правильно расшифровал выражение моего лица, которое с каждой секундой мрачнело. — Ненавижу бездействие. И ждать тоже ненавижу. Нас считают тварями, которые украли ребенка, заставляют страдать несчастную мать. А вишенка на торте – мы даже не делаем вид, что воспитанием занимаемся, вместо этого у нас клубы и вписки. Давай сами запишем видеоответ? Или я с ней встречусь, и голову откручу!
— Нет, – покачала я головой. — Леш, твой папа прав. Переругиваться в сети можно бесконечно, мнение будет не на нашей стороне. Пусть все проклянут нас, и в самый пик мы ответим. Нужна ведь полная информация про Алену, про ее мужа, нужны доказательства. Придется потерпеть. Если мы запишем видео, что мы хорошие, а Алена «сама дура», то себе сделаем хуже, а ей – лучше.
— Уф, – Горин остановил машину, — я дурак, да? Вроде и понимаю все это, но бесит, капец – и бездействие, и Алена. Была бы мужиком, морду бы подрихтовал.
— А я бы тебе помогла, – мрачно поддакнула я, и мы вышли из машины.
Алена нам много крови попила.
Знаю, люди Горина-старшего заняты – разнюхивают все, что можно про Алену, ее прошлое и ее мужа. А еще берут короткие интервью у наших одногруппников, у преподавателей. Вчера снимали, как мы с Марьяной читали сборник Агнии Барто. Как только будет информация, нам выдадут сценарий, от которого нельзя отклоняться. Говорить придется не своими словами, а теми, которые для нас написали, чтобы перетянуть аудиторию на нашу сторону.
Сами мы бы точно не справились. Я в таких нюансах не разбираюсь, а Леша слишком нетерпелив.
Мы вошли в отдел опеки и попечительства нашего района, и подошли к шестому кабинету.
— Марьяш, вот наушники, – Леша присел перед малышкой, и стянул с нее шапку. — Зайдешь с нами, поздороваешься, и будешь смотреть мультик, ладно?
— Взрослый разговор?
— Взрослый и скучный разговор, – скривился Горин. — Сам бы с удовольствием мультики посмотрел вместо всего этого.
Малышка хихикнула, и Леша поцеловал ее в лобик.
— Пчелка, ты такая бледная, жуть. Может, тоже мульты будешь смотреть, а я как-нибудь сам?
— Ну уж нет, – фыркнула я, хотя все эти походы по госорганам терпеть не могу.
И почему-то всегда чувствую себя в них неуютно. А сейчас особенно. Так, что коленки позорно трясутся. Радует, что пальто длинное, и этого не видно.
— Пора, – скомандовал Леша, взглянув на экран смартфона, постучал, обозначив, что мы пришли, и открыл дверь. — Добрый день, нам назначено.
— Вы…?
— Горины.
— Проходите.
Леша вошел первым, за ним Марьяна, а последней в кабинет втиснулась я, и закрыла за собой дверь.
Два стола, две сотрудницы. Одна разбирает кипу бумаг, и что-то вносит в старенький компьютер, а вторая призывно смотрит на нас. Эту женщину я не знаю. Не она к нам с проверкой ходила.
А жаль.
Та была приятная и добрая. Эта… лицо не злое, но уставшее. Равнодушное.
— Присаживайтесь, – кивнула она нам на стулья, и с неодобрением взглянула на Марьяну.
Чего это она? То, что мы малышку с собой притащили? Я теперь вообще не рискую ее оставлять хоть с кем-то, паранойя во всей красе.
— Здравствуйте, – пискнула Марьяша, и обаятельно улыбнулась, и женщина немного смягчилась.
Значит, все же, хорошо что Марьяну с собой взяли. Харизматичная малышка, ласковая, и улыбается так, что сразу солнечно становится.
Я усадила девочку на стул, проверила зарядку планшета, и включила ей «Рапунцель».
— Мария Николаевна, – представилась специалист.
— Татьяна.
— Алексей.
— К нам обратилась родная мать… кхм, – Мария Николаевна опасливо взглянула на Марьяну, и поправилась: — женщина по имени Алена.
— Знаем такую, – спокойно ответил Леша, но скулы заострились.
Злится. Я и сама сижу, сложив руки на колени, и ладони сцепила со всей силы от нервов. Не знаю, чего больше – нервов или злости.
— Она приходила к нам, мы направили гражданку в суд. К вам у меня всего один вопрос. Что все это значит, и как я должна поступить? – спросила Мария Николаевна, и повернула к нам монитор с открытой вкладкой ютюба.
А на паузе стоит одно из тех проклятущих видео, которыми Алена заполонила сеть.
— Вы видели? Или мне включить? – мы с Лелей синхронно покачали головами. — Их много, мне пришлось все пересмотреть. И отреагировать мы обязаны. Итак, я вас слушаю!
Ох, зря мы не подумали, что до опеки эта история не дойдет. Вот не подумала, что они соцсетями интересуются. Еще одна глупость с моей стороны.
Мы с Лешей переглянулись.
— Сейчас я расскажу вам все по порядку, – произнес он.
— А доказательства сказанному у вас есть? – спросила Мария Николаевна, выслушав Лёшу.
— Я рассказал все как есть.
— Вы рассказали. Вашу версию. Однако я вижу и иную сторону – мать, у которой отобрали ребенка. Да, мать не слишком порядочная, раз не через суд зашла, а сразу через соцсети, и этот, как его, хайп. А еще я увидела ваши тусовки, и это в то время, когда нужно думать о девочке, а не о развлечениях.
— Мой косяк, – кивнул Лёша. — Я жену хотел отвлечь, на Таню очень вся эта ситуация давит.
— Понятно, – Мария Николаевна чуть нахмурилась, начала тихо барабанить пальцами по столу.
И это изрядно меня нервирует.
Как и ее молчание. Нервы струнами натянулись, вдруг захотелось закричать, чтобы сказала уже хоть что-то. Мне нужен вердикт. Знать, помилованы мы, или казнены.
Леша оказался более нетерпеливым.
— Ну? Что скажете?
— Что вы собираетесь делать дальше? – ответила Мария Николаевна вопросом на вопрос.
— Мой отец подключился к вопросу. Честно говоря, ему плевать на Марьяну, его больше общественное мнение волнует,
