взрывоопасная, взрыва не происходит.
Может быть, дело в том, что я погорячилась, обвинив Кирилла в том, что он себя не принял, а может, дело в тех самых перепадах настроения, но я слышу смех.
Они смеются оба, и продолжают дурачиться всю дорогу до подъезда.
Мое сердце колотится, когда попадаем в квартиру. Из-за сложностей, которые возникают на каждом шагу, из-за понимания, что все это действительно непросто, и мне одной со всем этим никогда не справиться.
Кирилл слишком крупный мужчина, для меня особенно.
Мы сможем справиться только вместе, и это я читаю в его глазах, когда их оставляет веселье.
Я проклинаю себя за то, что слишком суечусь. Слишком кричаще стараюсь не обращать внимания на чертыхания и возню.
Он видит это.
Видит и ничего не говорит, словно дает мне время привыкнуть к тому, с чем сам успел научиться жить.
Андрей проводит у нас остаток дня. Приносит из машины спортивную сумку — это все, что у Кирилла есть с собой. Помогает ему принять душ, пока я готовлю ужин.
Я суечусь, суечусь, суечусь…
Разбиваю тарелку, роняю нож, задеваю стоящие рядом с диваном костыли. Грохочу, как неповоротливая дура!
Боясь того, что хотя бы на секунду Кирилл Мельник может почувствовать себя неуютно или еще как-то не так. И это он тоже видит.
Видит и молчит.
Молча жует, пока, обняв его со спины за шею, прижимаюсь к ней губами.
— Блядь, это очень вкусно… — сообщает Андрей, откидываясь на стуле. — Спасибо.
— Спасиси, — повторяет Лео, крутясь возле стула, на котором сидит Кирилл.
Мы оба вокруг него крутимся.
Разве это не есть чертов патриархат?!
Андрей рассказывает о том, что суд состоится в новом году. Подробности, которые он излагает с сухим профессионализмом, задевают меня за живое. О том, что бывшая супруга Кирилла тоже была ему неверна, и никогда этого не скрывала. Мне тошно это слышать, но мы ведь не маленькие, тем не менее, положив вилку на тарелку, Кирилл поднимает на него глаза и просит:
— Хватит.
Я вибрирую все время, пока убираю со стола. И даже когда мы остаемся в квартире втроем.
Андрей обещает заехать утром. Он останется в городе на несколько дней. До тех пор, пока… будет нужен. До тех пор, пока мы не решим, как быть дальше…
Закрыв за ним дверь, я возвращаюсь в гостиную, где Лео ковыряет игрушку, сидя у Кирилла на коленях.
Его отец полулежит на диване и наблюдает за мной из-под прикрытых век.
На нем домашние штаны и больше ничего.
Худоба сделала его тело еще рельефнее, словно он вернулся в форму своей юности. Он стал легче. По его словам, диета, на которой он провел последние месяцы, именно на это и была нацелена.
Кирилл ловит мое запястье, как только возникает такая возможность. Тянет на диван, и я повинуюсь, усаживаясь рядом с ними.
Голова сына выглядит очень тяжелой, ведь он клюет носом. Эмоций этого дня хватает ему с лихвой, чтобы уснуть прямо так, на руках отца.
Проведя по щуплым плечам Лео ладонью, смотрю на Кирилла и спрашиваю:
— Ты поэтому никому о нас не рассказывал? Из-за… своих обязательств? Ты… чего-то боялся?
Откинув голову на подушку, он медленно отвечает:
— Нет… Если бы я представлял для вас хоть какую-то угрозу, меня бы рядом не было, поверь.
— Тогда почему?
Ведь это создало мне столько проблем…
Подняв руку, он подхватывает прядь моих волос. Пропускает их через пальцы и произносит:
— Просто я где-то слышал, что счастье любит тишину…
Кирилл
Три года спустя…
— У вас очень красивый дом.
Улыбнувшись, я откидываюсь на спинку стула и складываю на животе руки. Обвожу взглядом кухню, в которой нахожусь, и перевожу глаза на парня перед собой.
— Спасибо, — благодарю.
У него динамично развивающийся ютуб-канал, со мной они связались еще зимой, но времени на интервью у меня тогда не было. Сейчас, в июне, я почти свободен.
На столе перед гостем кружка кофе, из которой делает глоток. Оператор проверяет камеры, одну напротив меня, вторую сзади. Девушка-ассистент крепит мне на футболку микрофон и просит что-нибудь сказать.
— Раз-раз…
— Все отлично, — улыбается.
— Ваши близкие точно не хотят присоединиться? — спрашивает парень.
— Точно.
— Ну, тогда давайте начнем?
— Без проблем.
Пока озвучивает мое имя, возраст и мой диагноз, молча слушаю. Кажется, все верно.
— Я не рассказывал, как мы на вас вышли? — обращается ко мне.
— Не припомню.
— Мы планировали сделать материал с вашим лечащим врачом, но он занят, и в целом… не любит камеры. И предложил в качестве альтернативного варианта одного из своих пациентов. И вот мы здесь.
— Супер.
— Спасибо, что согласились с нами поговорить. Расскажите, что самое сложное в том, чтобы заново учиться ходить?
Вдохнув, смотрю в окно на кусок подстриженного газона во дворе.
— Самое сложное… пожалуй, то, что в погоне за результатом потерять себя еще легче, чем в бездействии.
— Воу, — отзывается. — Здесь есть над чем подумать.
Отвечаю короткой усмешкой.
— Сложно искать себя заново, — продолжаю. — Не знать, что лучше — строить надежды или вообще не строить, просто каждый день работать на износ.
— Расскажите про свою реабилитацию.
— На начальном этапе было не больше восьми часов в неделю. Мышцы сокращались бесконтрольно, когда давали на них нагрузку, и это было больно. Хорошо, что в моем подвале хорошая шумоизоляция.
— Вы тренировались здесь, в доме?
— Иногда проходил программы на выезде, в разных центрах, но в основном здесь. Я постепенно обновлял оборудование, в зависимости от того, что мне было нужно. У меня было два терапевта, они работали по очереди. Отличные ребята. Привет, — салютую в камеру. — И еще тренер по плаванью, Вася, — салютую и ему тоже. — Они проводили со мной очень много времени. Они меня ненавидят.
Мое резюме сопровождает смех, но правда в том, что я в свои слова почти верю.
Улыбаюсь, расслабленно выдыхая.
— Мы могли бы и с ними тоже поговорить?
— Думаю, да, — пожимаю плечом. — Если они сами не против.
— Отлично. Мы возьмем их контакты.
Сделав пометку в телефоне, он продолжает:
— Это был тяжелый этап?
— Самый тяжелый. Ты не способен взять даже мизерный вес. Ноги не слушаются. Видишь, как сдыхают мышцы, и это заряжает страхом невозврата. Вся суть тренировок в том, чтобы восстановить мышцы, иначе не смогу держать себя на ногах.
— Понял.
— Мне было неуютно в том весе. Я такой размер одежды не носил с восемнадцати лет.
— Как вы справлялись?
— Со стрессом?
— Да, со стрессом. С трудностями.
— Учился видеть
