прощу этого ужаса, в который он меня втянул.
Но. декан не сделал ничего, чтобы его жизнь отбирали. Превращали в ад только потому, что он пригласил меня в ресторан и сказал о своих желаниях. О планах. Серьезных. Не в роли разовой девки для утех.
Прямо. И пусть я никогда не приму его предложения. Потому что это не честно. Я беременна от другого, и я Диану осуждала за подобные игры, а чем я лучше тогда?!
Ничем.
Он ведь знает, что я “чужая невеста”, но ему не мешает это вот так вот нападать. Да у него в зале ресторана и своя вроде как “без пяти минут жена” осталась.
И это не честно! Это неправильно! То, что он делает неправильно. Это больно. Видеть любимого мужчину, ощущать его близость, чувствовать на языке его вкус и сердце себе вырывать, потому что он чужой!
Чужой жених. Почти муж. У него своя жизнь. Со своими устоями, а я…
67
Что он мне предложит? Быть содержанкой. Девкой, которую он будет пользовать, а в свет выходить с той знойной “мисс вселенной”.
Если она “без пяти минут жена”, то кем тогда буду я?! Любовницей? У богатых людей может принято жить на два дома, а может и не на два, быть может есть много таких вот дур, как я, которым можно напеть, что женщину, на которой женился не люблю, охладел, а вот ты, крошка, заводишь…
Боже…
Не могу. Лучше себе душу ампутировать, чем так…
— Тебя невеста ждет. Лекс. Твоя пара.
Мой голос становится глухим. Холодным. Коркой покрывается. Ледяной изморозью. Так же, как и внутри меня что-то нестерпимо жжется. Ведь не только жар может причинять боль, холод так же обжигает.
Миллиардер смотрит внимательно, даже бровью не ведет.
— Это не имеет значения, — отвечает ровно и словно нож вгоняет в самый хребет, парализует.
— То есть правда…
— Не имеет значения, — повторяет, как робот.
Больно. Глупая девочка из глубинка слишком много читала сказок в детстве и верила, что чудеса случаются, что чудовище имеет доброе сердце, способное любить.
Я не плачу. У меня глаза сухие. Все слезы внутри. Они копятся водопадом. Который бьет по острому осколку моего разбитого сердца. Принося с собой вымораживание чувств. Эмоций. Шок. Пусть так. Потом будет в разы больнее, как после анестезии, но сейчас…
Сейчас я улыбаюсь. Вскидываю подбородок и говорю в той же манере, что и Лекс:
— Для тебя может наличие невесты не имеет значения, а вот у меня наличие жениха — останавливает.
Пауза. Прищур. Гнев в его глазах.
Отталкиваю Ставрова и в этот раз мне удается. Лекс делает шаг в сторону. Впивается взглядом, сцепляется с моим, а я хочу, чтобы ему было больно, хоть на щепотку так же, как и мне.
— Жениха?! — задает вопрос и голос у него меняется, как в прочем и выражение лица. Больше нет алчущего блеска глаз. Нет эмоций.
Между нами воздвигается стена. Кирпичик за кирпичиком. Он мог сломать ее сказав, что нет никого. Нет ни невесты, ни будущей жены. Есть просто тяга ко мне. Влечение. Желание. Он мог предложить мне… нет. Не мог. Все еще мечтаю…
А сейчас…
— Да жениха. Ты ведь с самого начала раскусил затею Дианы. Понял, что я не с проста оказалась в твоем номере. План провалился. Миллиардера мне подцепить не удалось. Ну что же. Значит ты не мой калибр. Пришлось опустить планку.
Злые слова. Кто их говорит?!
Не я. Алина Вишневская не может быть такой стервой. Не может быть дрянью. А вот раненая в самое сердце женщина — может.
Будущая мать, защищающая свою тайну, умеет защищать себя.
У меня перед глазами мелькают кадры возможного развития событий и осознание насколько опасен мужчина накрывает.
Именно сейчас. Я понимаю, что миллиардер может уничтожить меня. Отнять самое ценное. Кто я? Кто он.
Узнает, что под сердцем ношу его ребенка — отнимет. Он с самого начала думал, что я охотница. Что ж. не буду разочаровывать.
— Даже так…
Выговаривает совсем холодно. Но глаза…
Боже.
В его глазах вспыхивает что-то темное. Злое. Бешенное. Прожигающее.
А у меня где-то внутри настоящая Алина просит прекратить. Остановится. Она любит этого холодного мужчину.
Глупая. Лекс не умеет любить. Для него первостепенен бизнес. Там сердца нет. Души тоже.
О какой милости речь?! О каком сострадании?!
Он отнимет моего малыша, или запрет меня где-нибудь в одной из своих резиденций и будет приходить, брать, погружать в сладостный ад, чтобы на утро вернуться к своей “жене”, в мир лоска и богатства.
Это не для меня. Это не про меня. Сердце не купишь. Любовь не продашь.
Очередная мысль и вовсе чуть не отправляет в обморок.
А что, если он заберет моего ребенка и будет воспитывать со своей “женой”?!
Что я знаю о нем?
Ничего.
Только любовь. Моя любовь. К монстру. Угораздило же дуреху.
— Я хочу вернутся к своему жениху.
Выдаю спокойно. Между нами, расстояние в шаг, я все еще цепляюсь за кладку пальцами, кажется, если отцеплюсь от стены. Упаду. Не выдержу. Сломаюсь.
— Хочешь вернуться. К. Своему. Жениху?! — повторяет зло и ударяет по стене рукой. Выше моей головы.
Вздрагиваю. Но не отвожу взгляда. Не навредит. Чувствую это на каком-то сакральном уровне. Такие, как он играют в мужские игры. Высокие ставки. Достойные соперники. Глупые девочки просто идут в расход.
Прикрывает на миг широкие веки, а я смотрю, как у него скулы белеют. Кожа натягивается. Но когда, он открывает глаза, удар уже получаю я.
Лекс рассматривает меня. Уже совсем другой взгляд. Ироничный. Ледяной. Чувства больше не живут в его глазах.
В меня летит плевком:
— Значит, такая же…
Больно. Нестерпимо. Не плачу. Не сейчас. Потом… потом я умоюсь горючими слезами, а сейчас я должна быть сильной. Ради себя. Ради малыша, которого ношу под сердцем.
Отходит, застегивает пиджак. Оказывается, я успела расстегнуть пуговицу.
— Ну что же, Алина. — Светский тон. Равнодушный. отстраненный — Счастливой семейной жизни с деканом. Так и быть. Пусть живет. Считай, это плата за ту ночь.
Интересно каково это, когда ножом бьют прямо в сердце и проворачивают рукоять?!
Если бы не стояла. Не выдержала бы.
— И тебе, Лекс, — едва размыкаю опухшие от его поцелуев губы и почти шепчу:
Секунда. Глаза в глаза. Между нами пропасть. Бездна. Стоим на краю. Не докричаться.
Кивает своим мыслям. Собранный. Такой же, как минутами раньше в ресторане. Неприступный. Разворачивается. Чеканит шаг. Уходит.
А я смотрю ему в след и сердце словно продолжают дробить бульдозером, чтобы ни крупинки не осталось, которая не пульсирует от боли.
Мой мужчина. Нет. Не мой. Чужой. Никогда моим не был…
И где-то на периферии сознания перезвоном колокольчика мысль:
Такие, как Ставров не дают второго