Ознакомительная версия.
«Дорогой Антониос, прости, но я не могу вернуться в Грецию. Наш брак был ошибкой.
Линдсей».
Прочитав его в первый раз, Антониос подумал, что это какая-то шутка. Двое суток назад они полночи занимались любовью, и Линдсей пылко обнимала его, а прощаясь, страстно поцеловала. Неужели уже тогда она знала, что уезжает навсегда?
Ему не хотелось в это верить, и поначалу предположения были самыми невероятными: письмо написал кто-то другой, ревнивый соперник или кто-то из его или ее родных. Он придумывал сценарии, достойные того, чтобы стать мелодрамой, – а в реальности все оказалось совсем иначе. Реальностью стал его звонок Линдсей в тот же день – когда голосом, лишенным всяких эмоций, она повторила ему то же самое, что было в письме. Может, он тогда и повесил трубку первым, но лишь оттого, что Линдсей не очень-то старалась объяснить свое решение. Вообще ничего не сказала, кроме того, что он уже успел прочитать: что их брак был ошибкой.
Изумление переросло в гнев, а тот, в свою очередь, уступил место холодной ярости – ничего подобного Антониос раньше не чувствовал – даже узнав о предательстве отца. Как такое могло произойти – он ведь любил Линдсей! Представил ее родным, как свою невесту, не обратив внимания на их смятение и забыв о том, что знакомы они были всего неделю. Осыпал драгоценностями и покупал новую одежду. Хранил ей верность и всячески демонстрировал свою привязанность – а теперь она говорит, что все это ошибка?
В ярости он повернулся к ней и невольно залюбовался нежным бледным лицом, изящным изгибом шеи, светлым локоном, упавшим на нее. Тогда, в Нью-Йорке, увидев девушку впервые, Антониос был очарован: незнакомка показалась ему прекрасной, точно фея из сказки, со светлыми волосами и серыми лучистыми глазами – он называл ее Снежной Королевой.
– Ты собиралась уехать навсегда? – внезапно спросил он резким голосом, вспоминая ее прощальный поцелуй и то, как она нежно обвила его шею руками. – Тогда, уезжая из Греции в Нью-Йорк якобы ненадолго?
Линдсей заметно напряглась.
– Это имеет значение?
– Для меня – да.
Линдсей вздохнула:
– Ну что ж – да, я знала.
Слова эти больно ранили Антониоса – точно ему нанесли удар в самое сердце.
– Так, значит, ты лгала мне.
– Я же не сказала, когда вернусь, – устало и грустно ответила она.
– Но ты не сказала, что уезжаешь навсегда. Ты вела себя так, будто любишь меня.
Антониос отвернулся, не желая показывать ей свои эмоции. Линдсей не смотрела на него, но он все равно не хотел чувствовать себя уязвимым перед ней. Он с трудом вымолвил:
– Почему?
Линдсей не ответила.
– Почему, Линдсей? – настойчиво повторил он. – Почему ты не сказала, что хочешь уехать, что ты несчастна…
– Я пыталась сказать тебе все, но ты не слушал. Ты никогда меня не слушал.
– О чем это ты? – требовательно спросил Антониос. – Ты никогда не говорила, что тебе что-то не нравится…
Линдсей покачала головой:
– Не хочу снова начинать этот разговор, Антониос. Это бессмысленно. Если хочешь объяснение, могу сказать тебе еще вот что: я никогда тебя не любила по-настоящему.
С трудом обретя дар речи, мужчина поинтересовался:
– Зачем тогда ты вышла за меня замуж?
– Потому что я думала, что люблю тебя. Убедила себя, что наши чувства реальны. – Линдсей повернулась к мужу, и Антониос с нарастающим изумлением увидел в ее взгляде ярость и отчаяние. – Неужели ты не понимаешь? Мой отец умер всего несколько недель назад, и в Нью-Йорк я отправилась, чтобы сбежать от горькой правды жизни, от одиночества и горя. Бродила по улицам, полностью отрешившись от всего вокруг, мне было так печально и так хотелось поддаться очарованию этого города. А потом я встретила тебя, и ты сказал мне, что не знаешь, куда идти, и, посмотрев в твои глаза, я поняла, что ты единственный из всех увидел меня – такой, какой я была на самом деле, хотя даже я сама не знала, кем была в тот момент.
Высказавшись, Линдсей откинулась на спинку сиденья, лицо ее еще больше побледнело, грудь вздымалась, она с трудом переводила дыхание. Антониос не знал, что сказать, но наконец вымолвил внезапно севшим голосом:
– Но это было реальностью.
– Нет, не было, Антониос. Это была сказка. Мы просто играли в любовь: алые розы, танцы до полуночи, номера-пентхаусы в роскошных отелях. Это было чудесно, волшебно, но это не было настоящей жизнью.
– Но ведь это было…
– Настоящая жизнь началась с приездом в Грецию, – безапелляционно оборвала его Линдсей. – Тогда я поняла, как на самом деле ты живешь.
Линдсей прикусила губу и отвернулась к окну, и Антониос понял, что она старается скрыть свои эмоции, точно так же, как делал он. Ярость в нем начала отступать, и осталась лишь растерянность.
– Линдсей… – Положив руку ей на плечо, Антониос снова почувствовал, какая она хрупкая и маленькая, – Я не понимаю.
Сдавленно усмехнувшись, она вытерла глаза.
– Я знаю, Антониос, ты никогда меня не понимал. Но сейчас слишком поздно – для нас обоих. Ты тоже все понимаешь, так что давай просто прекратим этот разговор.
Подошла стюардесса, чтобы забрать нетронутые бокалы с шампанским и подготовить пассажиров к взлету. Линдсей воспользовалась моментом, чтобы стряхнуть руку мужа с плеча и вытереть слезы. Когда она повернулась к своему спутнику, лицо ее было непроницаемым и сосредоточенным.
– Прошу тебя, давай просто сконцентрируемся на полете.
Как только на экранах померкла надпись о необходимости держать ремни пристегнутыми, Линдсей встала и поторопилась в ванную. Она была так подавлена, что едва замечала роскошь просторной комнаты, элегантное ее убранство, хрустальную вазу с розами у раковины. Положив ладони на мраморную стойку, она медленно вздохнула – вдох, выдох, и так несколько раз – чтобы унять бьющееся сердце.
Она немного сказала Антониосу, но и этого было достаточно, чтобы почувствовать себя уязвимой – беседа их подорвала все душевные силы. И теперь было совершенно неясно, как прожить рядом с ним целую неделю, да еще и на глазах у его родных, разыгрывая спектакль «Счастливая пара».
Прижавшись лбом к холодному зеркалу, Линдсей еще немного постояла, стараясь дышать размеренно. Сейчас нельзя паниковать – иначе повторится тот кошмар, что был в Греции, когда страх завладел всем ее существом.
Глубоко вздохнув, Линдсей брызнула на себя водой и промокнула лицо. Бросив последний взгляд на себя в зеркало – ух, какая она бледная! – девушка повернулась и направилась к своему месту.
За время ее отсутствия стюардесса принесла обед, и на столике, накрытом скатертью, лежали льняные салфетки, а рядом с нагретыми тарелками, накрытыми серебряными куполообразными крышками, сверкали хрустальные бокалы с вином. Линдсей уставилась на все это великолепие, невольно вспомнив, как они летели в первый раз в Грецию и как восторгалась она тогда этой роскошью. Тогда они с мужем ворковали, точно парочка голубков, склонив головы друг к другу, болтая и смеясь, и лучились счастьем. Теперь же между ними повисло напряженное молчание.
Ознакомительная версия.
