Этель подумала, что из чувства долга перед мужем ей следовало бы защитить его, но беда заключалась в том, что Ральф был прав. На Артура действительно полагаться нельзя.
— Но мне необходимо ехать к нему, Артур — мой муж.
Она считала, что этим все сказано, но Ральф был иного мнения.
— Именно в этом твоя ошибка, и ты должна ее исправить.
— Почему ты так настроен против меня, Ральф? — не выдержала Этель.
— Я настроен против тебя?! — Горькое изумление разрушило всегдашнее спокойствие Ральфа. — Боже, да если бы ты только знала… — он замолчал и после долгой паузы продолжил уже, как всегда, спокойно: — Я просто беспокоюсь о тебе. Ты ведь все еще так…
— Молода, ты это хочешь сказать? Нет, я не молода, Ральф. Больше не молода.
Этель подумала, что никогда больше не сможет почувствовать себя молодой. Горе состарило ее.
Ральф понял. На лице его отразилось глубокое сострадание. Он мягко накрыл своей большой, сильной рукой хрупкую ручку Этель.
Но это уж слишком! Она не хотела, чтобы он ее жалел. Но чего бы она от него хотела при других обстоятельствах, об этом Этель никогда не отважилась бы подумать.
Через два дня она улетела в Соединенные Штаты, так больше и не поговорив с Ральфом.
Но ей предстояло вернуться.
— Какой-то мужчина торчит у входа, — сообщила Фредди, заглянув на кухню к матери.
— Мужчина? — рассеянно переспросила Этель.
— Он стоит там уже несколько минут. Наверное, решает, правильный ли ему дали адрес. Очевидно, наша девятка на номере перевернулась и превратилась в шестерку. Ведь я тебе говорила, мама, что номер плохо держится.
— Верно, — вспомнила Этель.
Раздался звонок.
— Это наверняка он! — воскликнула Фредди. — Додумался, что если у наших соседей одиннадцать и семь, то здесь должно быть девять. Возможно, это и удобно — сбивать с толку нежелательных посетителей, но номер я бы все же на твоем месте закрепила!
Господи, как же Фредди непохожа на нее! Помешанная на порядке, она терпеть не могла, когда вещи находились не на своих местах. Ее комната в любое время представляла собой образец аккуратности, и дочь только тяжело вздыхала, наблюдая за тем, с какой безалаберностью мать вела домашнее хозяйство.
Сейчас она неодобрительно смотрела, как Этель рылась в куче бумаг на кухонном столе.
— Ты не собираешься открывать дверь? — спросила Фредди, когда снова зазвонил звонок.
— А ты разве не можешь открыть? Это, скорее всего, посыльный из рекламного агентства. Приехал забрать ноты. Куда же я их задевала?
В последние годы Этель зарабатывала на жизнь тем, что писала музыку к рекламным роликам. Неплохая работа. Во всяком случае, платили прилично.
— Ох, мама, как это на тебя похоже, — еще раз возмутившись беспорядком царившим на столе, вздохнула дочь. — Только он совсем не похож на посыльного. У него даже нет шлема.
— Может, он оставил его на велосипеде, — предположила Этель, — открой, Фредди, пока он не отчаялся и не уехал, — попросила она, продолжая поиски нотных листов.
Через минуту дочь снова появилась на кухне.
— Он хочет видеть тебя, но это вовсе не посыльный.
— Ты спросила, кто он?
— Нет, но выглядит он вполне прилично, — заверила Фредди, — он в костюме, при галстуке и очень учтив.
— Наверное, это мастер по ремонту оконных рам, — предположила Этель.
Многие из них наведывались к ней, увидев ржавые оконные переплеты в доме, построенном еще в 1930 году. От этих людей так трудно избавиться!
— Просто скажи ему, что у нас нет денег, — посоветовала Фредди.
Этель пожала плечами. Как прикажете воспринимать слова дочери? Как совет? Констатацию факта? Жалобу? Упрек? Или все вместе?
Когда-то Этель полагала, что воспитать девочку гораздо легче, чем мальчика. Теперь она понимала, что глубоко заблуждалась.
Этель подошла к двери и, слегка приоткрыв ее, быстро проговорила:
— Послушайте, если вы насчет оконных рам, то они мне нравятся такими, какие есть.
Но речь шла не об окнах, дверях, страховке и тому подобных вещах. Этель поняла это еще до того, как стоявший на пороге мужчина повернулся к ней лицом. Она узнала его спину, широкие плечи, высокую фигуру… Пристальным взглядом своих стальных глаз на нее смотрел Ральф Макартур. Сердце Этель предательски забилось, несмотря на то, что прошло столько лет.
— Ты изменилась, — прозвучал ровный голос, который Этель не могла бы не узнать даже еще через полстолетия.
Ей хотелось сказать ему: «А ты вовсе нет», но она только с трудом перевела дыхание.
Но Ральф действительно почти не изменился за прошедшие годы. Правда, в черных волосах появилась седина, а в углах серо-стальных глаз прорезались мелкие морщинки. Обычно они появляются у людей, которые много смеются. Для Ральфа это не было характерно. Но, может быть, научился с тех пор, как она убежала из «Гнезда чайки» и от него?
Этель с грустью подумала, какой изменившейся, должно быть, она кажется ему сейчас. Ведь они виделись в последний раз, когда ей только что исполнилось двадцать, и у нее было совсем юное лицо и длинные, до пояса, волосы. Знакомые говорят, что она выглядит гораздо моложе своих лет, а короткая стрижка ей очень идет. И все же тридцать два — это тридцать два. И одета она сейчас весьма примитивно: старые джинсы и белая майка.
— Это была твоя дочь?
Вопрос Ральфа вернул ее к действительности.
Ей захотелось соврать, крикнуть. Нет! Нет никакой дочери, и никогда не было. Не существует. Но это было бы нелепо. Артур наверняка рассказывал ему.
— Да, это — Фредерика, — спокойно ответила Этель.
— По имени твоего отца, — вспомнил Ральф, — но похожа она на своего второго деда — на моего отца.
Этель посмотрела на него, как заяц, ослепленный светом фар автомашины. Конечно, Ральф заметил сходство. А как он мог не заметить? Кроме глаз, все остальное у девочки было от Макартуров.
— Я хотел бы сообщить тебе кое-что, — продолжал Ральф, — могу я войти?
Этель отступила, давая ему дорогу. Они прошли на кухню. Комната была довольно большой, в ней оказалось достаточно места для стола и стульев, но она сразу стала меньше, когда мощная фигура Ральфа возникла в двери. В строгом костюме и галстуке он выглядел в ней посторонним.
— Может, присядешь? — Этель ненавидела себя за излишнюю вежливость.
Ральф покачал головой.
— Я ненадолго. Как я уже сказал, у меня имеется сообщение для тебя.
— Я уже знаю. Передавали по радио…
— А Фредерика? Ей что-нибудь известно? — поинтересовался Ральф.
— Я ей сказала, — сдержанно и коротко ответила Этель.
