а вернулась уже переодетая в платье и слегка причёсанная. Впрочем, этот бардак из кудряшек на голове нисколько её не портил. Даже украшал. Как и яркий румянец. Она вообще вся будто светилась изнутри. Это было завораживающе красиво.
- Твои родители здесь родились? - спросил я у Златы, когда мы залезли в крутой домик на дереве - там были даже пледы! Очень кстати: погода была уже прохладная. - В Николаевском?
- Нет, - как всегда, мило тряхнула она своими кудряшками. - Недалеко отсюда есть захудалое село Мышкино - оттуда папины родители. Он хотел там поселиться, но уж слишком оказалось аскетично. Всё-таки большой семье желательно иметь рядом магазин и аптеку. А тут даже больница есть.
- Я думал, вы не признаёте лекарств и больниц, - заметил я, вспомнив один из Златиных увлекательных монологов.
- Но без бинтов и зелёнки даже нам не обойтись. Да и хирург пригождался, чтобы гипс наложить.
- Ты ломала руку? - сам не знаю, зачем схватил её за эту самую руку. Ладошка оказалась более или менее тёплой, а вот пальчики - прохладными. Я зажал их между своими, потёр немножко.
Злата следила за этим действием очень пристально и как бы испуганно.
- Нет, это мальчишки... - А потом вытянула у меня свою ручку. - Не трудись, они всегда холодные на улице.
Я из упрямства опять взял их в плен:
- Ну и что? А я хочу потрудиться...
Злата замерла, но попыталась спрятать глаза.
- Тебя папа... не потеряет?
- Что, уже надоел?! - вышло как-то агрессивно.
- Что ты, вовсе нет! - она возразила так мягко, так нежно, что меня мгновенно залило тем самым чувством, причём с головы до пят. - Мне очень нравится твоё общество, только вот кажется, что... ну... не знаю... моё тебя тяготит.
- Злата, мы с тобой каждый будний день по несколько часов вместе проводим. Неужели ты думаешь, что я бы припёрся ещё и в субботу, если бы это меня тяготило?
- Тогда почему ты такой... молчаливый? И мрачный.
- Может, я от природы такой.
- Не может!
- Почему?
- Ты слишком... - она запнулась и покраснела сильнее обычного.
- Что? Что - слишком? Договаривай!
Я чувствовал настоящий азарт. И эйфорию. Внезапно стало весело и грустно, и тревожно одновременно. Но больше всё-таки весело. Мне захотелось вскочить на ноги, разломать этот домик, схватить Злату и утащить куда-нибудь. Не знаю, может, даже в лес. Или на речку. Со мной явно творилось что-то странное.
Я потянул Златину руку на себя, прошептал ей прямо в лицо:
- Ну, какой? Говори!
От такой внезапной близости она испуганно заморгала, дёрнулась назад, чуть не упала на спину - я удержал - а потом вдруг спросила:
- А хочешь, я тебе наш чердак покажу? Там много всякого занятного хлама валяется.
- Хочу! - ответил я без тени сомнения. Мне хотелось пойти за ней на край света.
Мы поднялись по обычной наружной лестнице, залезли в совсем небольшую дверцу, и Злата включила фонарь.
Чего там только не было! Это была настоящая сокровищница... Старые и не очень книги, тюки с одеждой, кухонная утварь, кажется, позапрошлого века, музыкальные инструменты, виниловые пластинки...
- Мы с Виткой любим сюда приходить и искать что-нибудь интересное, - сказала Злата.
- Это всё ваше?
- Что-то наше, что-то осталось от прежних хозяев. Мы этот дом не строили - готовый купили. Он довольно древний.
- Почему вы ничего не пристроили? Вам явно тут тесновато.
- Родители давно собираются. Даже хотят совсем с нуля что-то построить, но как только накапливается сумма, чтобы залить фундамент, случается что-то непредвиденное.
Она говорила это так легко, будто её совсем не печалит жизнь в одном помещении с ещё девятью людьми.
- Ты ведь хочешь свою комнату, - напомнил я ей.
- Конечно. Кто же не хочет? Ничего страшного, сделаю сама. Вот вырасту, уеду учиться и буду жить в своей комнате.
- Снимать не получится, для этого работать надо, что вряд ли совместимо с учёбой на медицинском, а в общаге живут по три-четыре человека в комнате.
- Умеешь ты подбодрить!
- Просто я привык трезво смотреть на вещи. Но, если хочешь, у меня есть решение. Можем поселиться вместе. Отец снимет мне квартиру, или я сам сниму, и будешь моей соседкой, как в американских фильмах.
- Как это? Я не смотрела.
- Ну, там, бывает, парень и девушка снимают одну квартиру на двоих. У каждого своя спальня, а всё остальное общее.
Злата отрицательно покачала головой:
- Папа мне не разрешит так жить.
- Почему?
- Это же неприлично! Жить с мужчиной, который не муж...
Я фыркнул:
- Что за древние предрассудки!
Злата вздохнула:
- Папа говорит, что из-за распущенности современных нравов женщина не может быть счастливой. Она тратит свою молодость и красоту на бесперспективные отношения, а мужчины её не ценят, потому что она слишком доступна...
- Да? А в девятнадцатом веке женщины были несчастны, потому что их выдавали замуж без любви - думаешь, им лучше было?
- Я не знаю, теперь ведь их уже не спросишь, а папа говорит на опыте.
- Не думаю, что опыт твоего папы всеобъемлющ. И я совершенно не собираюсь неуважительно с тобой обращаться - разве это ещё не понятно?
Злата опять зарумянилась:
- Да... спасибо, ты очень хороший. Если бы с кем-то и можно было жить в одной квартире, то только с тобой. Но всё-таки я лучше поживу в общаге на время учёбы, а потом уж сниму, когда устроюсь на работу...
Блин, почему-то это меня задело. То есть, первая часть утверждения была безусловно приятной, а вот вывод... Зачем мне нужно, чтобы она непременно жила со мной? Чтобы защищать, конечно. И чтобы подарить ей эту самую отдельную комнату. Если бы я жил, как она, то уже заработал бы депрессию и нервный срыв. Пять штук, не меньше.
Чтобы отвлечься от сложного разговора, мы принялись раскапывать книги, нашли старинное издание Рэя Брэдбери "451 градус по Фаренгейту" и стали читать.
Сначала взялась Злата - вслух. Потом я подсел поближе - поправлять те места, которые, как мне казалось, она проговаривала неправильно. Кончилось тем, что мы просто стали просматривать строчки молча, но зато сидя плечом к плечу, близко-близко - так, что почти соприкасались головами. Отчего-то это было так приятно, что я совсем
