этого Фомина в коридор, но посмотрел на его малахольную физиономию - и передумал. Ну дурачок дурачком, даже стрёмно таких бить... Выкинул его вещи на своё место, а сам сел рядом со Златой. Защищать так защищать. Мужчина должен быть последователен.
Промик на "Любовь зла 2": t_p3yivD
Глава 3. Не человек, а камень
Злата
Паша сел со мной... чтобы охранять от чужих посягательств. Мне даже поверить в это трудно. Господи, да зачем я ему сдалась вместе со своей безопасностью? За этот год я совсем перестала верить в существование сострадания и справедливости где-то за пределами моей семьи.
Но факт оставался фактом. Отныне я сидела с единственным в классе мальчиком, который относился ко мне как к человеку, достойному заботы и защиты. К тому же, красивым и умным. И ужасно брутальным. Слова из него нельзя было вытянуть даже на перемене... я, конечно, не сильно и старалась, но он молчал, как скала. Даже здоровался, еле открывая рот. Как будто произносить звуки - это трудно и неприятно. Вряд ли дело во мне: думаю, он не стал бы меня охранять, если бы я была ему настолько неприятна. Видимо, он просто сам по себе такой. Молчун и бука.
Мы молчали всю дорогу от окраины деревни (где он встречал меня по утрам) до школы и обратно. Обратно он даже иногда доводил меня до ограды нашего участка, но всё равно не ронял ни звука, кроме как по делу. Первое время я ужасно стеснялась его присутствия и оттого была неловка сверх обычного. То и дело спотыкалась, цеплялась одеждой или волосами за какие-нибудь ветки и заборы, могла запросто ступить в лужу, просто потому что... да не знаю, почему! Куда смотрели мои глаза, где были мысли - непонятно. Ведь то, что происходило в непосредственной близости от меня, было на редкость удивительным, а когда происходит всякое удивительное, то обычно мы находимся здесь и сейчас, а не витаем в облаках... но со мной это, очевидно, не работает. Как только я немного привыкла и освоилась с Пашиным присутствием, мне полегчало: я перестала падать и наносить себе различные уроны.
Дальше - больше. Постепенно (сама не знаю, как это началось) я научилась разговаривать с Пашей. Самое смешное было то, что он практически не отвечал - только слушал. Возможно, не всё, но кое-что - точно. Изредка уточнял что-нибудь или кривился в какой-либо гримасе. И меня это полностью устраивало, я болтала обо всём на свете. О своих многочисленных братьях и сёстрах, о своих мечтах и увлечениях, о своём видении будущего и страхах перед большим сумасшедшим миром, который и не видала толком, а только слышала истории о нём. Мы с родителями раньше, когда детей у них было не так много, иногда выезжали из Николаевского куда-нибудь к родственникам или друзьям, или просто в путешествие, но теперь даже минивэн не вмещал нашу разросшуюся семью, а передвижение на общественном транспорте с такой оравой мама могла представить разве что как страшный сон.
Мне искренне казалось, что Паше даже где-то немного нравится слушать эти мои разглагольствования, ибо я изучила его достаточно, чтобы понять: парень он прямой и если что не по нему - проглатывать это он не станет. Сразу скажет в лицо. А он почти никогда не прерывал мои путаные речи словами "Что за чушь?! Немедленно прекрати молоть чепуху!" - или ещё какими-нибудь в этом роде.
В противовес нашим странноватым, но потихоньку налаживающимся дружеским отношениям, общение с остальным классом медленно, но верно катилось по наклонной плоскости. Вниз, разумеется. Рядом с Пашей никто не смел причинить физический вред мне или моим вещам, но нас обоих регулярно оскорбляли вслух или на бумаге. По классу постоянно летали записки с крайне негативными, а порой и неприличными высказываниями в наш адрес, даже во время уроков. Паша не разрешал мне давать одноклассникам списывать на контрольных и самостоятельных ("Гордость надо иметь!"), и рассерженные одноклассники, обманутые в своих ожиданиях, что они будут меня обижать, а я по-прежнему терпеть и помогать им, стали мешать мне самой. Отвлекать, пшикать, забрасывать ужасными записками и стрелять жёваными бумажками. Паша как мог отбивался, но атаки летели со всех сторон, и у нас банально не хватало рук, чтобы обороняться. Так вот он и получил двойку за проверочный диктант по русскому, при том что грамотность у него на уровне, благодаря регулярному чтению.
- Анастасия Сергеевна вчера к нам домой приходила, - внезапно сказал Паша утром в понедельник.
Я посмотрела на него, как на говорящую лошадь и спросила:
- Зачем?
Он дёрнул плечом:
- Выяснять, почему у меня двойка за диктант.
Я почувствовала необъяснимое напряжение.
- И как? Выяснила?
- Да, - выдохнул Паша, как мне показалось, виновато. Да ну, показалось, конечно! Никогда он ни в чём виноватым себя не чувствует. Камень, а не человек.
- Ты про меня ей сказал? И этих... нападающих?
- Угу.
- Ну... ладно. Ничего страшного.
- Да, я знаю. Просто предупреждаю, что теперь она, наверное, и с тобой поговорить захочет.
- И пусть. Мне скрывать нечего. Я ничего плохого никому не сделала.
- А почему?
Я захлопала глазами:
- В каком смысле?
- Я понимаю, почему ты раньше им не давала сдачи. Потому что слабая. А теперь - почему ты не только не просишь меня их наказать, но даже отговариваешь? Я могу. И не боюсь их.
Было такое. При Паше-то они не пристают, а вот стоит ему отвернуться... Однажды Лёшка Ровнин поймал меня в коридоре, отнял сумку и собирался её в окно выбросить, но мой защитник появился вовремя. Восстановил справедливость и замахнулся на Лёшу. Но я упросила не бить.
- "Наказать"?! - в ужасе повторила я за ним. - Это же значит уподобиться им, разве нет?
- Нет. Это значит восстановить справедливость и предупредить остальных. Чтобы десять раз подумали, прежде чем лезть к тебе.
Я поёжилась:
- Прости, но я так не могу...
- Я могу.
- Даже если ты... с моего молчаливого или словесного согласия - мне всё равно потом будет плохо.
Он покачал головой:
- Какая же ты всё-таки странная!
Анастасия Сергеевна действительно вскоре пришла ко мне домой. Она осматривалась с сочувствием и растерянностью. Наш быт явно не произвёл на неё положительного впечатления. Я очень сильно надеялась, что она не станет делиться им с моими одноклассниками в духе:
