Оливия недовольно надула губы, затем протянула руку и, обхватив его шею, снова привлекла к себе. Он усмехнулся и, сдавшись, поцеловал ее. Она обхватила другой рукой его спину и начала нежно ласкать ее кончиками пальцев. Он не смог сдержать стон наслаждения.
— Ливви, я должен отправить тебя в твою комнату.
Она вздохнула:
— Я хотела бы лежать с тобой вот так всегда.
— Думаю, мы все-таки должны время от времени покидать спальню.
— Нет, — сказала она, — я имела в виду — просыпаться вместе.
— Я не против делить с тобой постель. Однако когда я состарюсь, стану толстым и начну храпеть, ты изменишь свое мнение. Впрочем, не будем думать о проблемах раньше времени.
— Я не понимаю. Разве ты не собираешься немедленно вернуться в замок Арлисс вместе с Эдвардом?
— Таково было мое намерение, но я подумал, что ты предпочтешь вступить в брак со мной здесь.
— Вступить в брак! — воскликнула она, явно потрясенная.
— Черт возьми, Ливви, я сознавал, что делал, когда лишал тебя невинности.
Это было не совсем правдой. В тот момент он потерял рассудок от страсти, но тем не менее его не пугали последствие, когда наступит утро.
— Ты думала, я соблазню тебя, а потом брошу? Неужели ты такого низкого мнения обо мне?
— Нет, конечно, нет, — поспешно сказала она, — и ты не столько забрал мою невинность, сколько я сама отдала ее тебе. Я никогда не думала привязать тебя к себе таким образом и не заботилась о последствиях.
— Тем невероятнее кажется твоя забота о моем ребенке.
Ее улыбка говорила о том, что эта похвала явно понравилась ей; она фактически вся сияла от возбуждения.
— Ты будешь превосходной матерью, Ливви, для Эдварда и других детей, которые у нас будут.
— Хочется верить, что это возможно, — медленно произнесла она. — Больше всего на свете я хочу выйти замуж за тебя, родить тебе детей и воспитывать Эдварда как своего собственного ребенка. Я хочу засыпать и просыпаться каждое утро в твоих объятиях…
— Но?
— Но все это кажется таким неожиданным. Всего несколько дней назад ты был убежден, что женщины, по сути, не способны быть преданными…
Он по-прежнему так думал, однако счел благоразумным не высказываться сейчас по этому поводу.
—…а теперь ты хочешь жениться?
Он пожал плечами и сказал:
— Эта ночь все изменила.
Ливви задумалась на некоторое время, взвешивая его слова, но Джейсона, видимо, не беспокоили ее размышления, так как она по-прежнему обнимала его за шею.
— О, я люблю тебя! Я не думала, что можно быть такой счастливой!
Ливви начала поглаживать его тело, целуя во все доступные места.
— Я не знаю, что со мной происходит. Я так нуждаюсь в тебе.
Он погладил ее волосы. В свете раннего утра они казались чуть светлее обычного. Она выглядела подобно лесной нимфе, какой он однажды представлял ее. Ее кожа была молочно-белого цвета, как лепестки подснежников, а ее розовые губы были сладкими, как спелая земляника.
Истинное очарование.
И она ему принадлежит.
— Если тебе станет от этого легче, то я скажу, что чувствую то же самое.
Она беспокойно задвигалась на постели.
— Я испытываю странное беспокойство, от которого не могу избавиться простым способом. — Ее лицо исказилось из-за невозможности как-то повлиять на ситуацию. — Тебя это тоже беспокоит, как и меня?
Он кивнул.
— Твое присутствие в моем доме постоянно меня мучило.
— О, — тихо произнесла она.
— Глупышка! Я нарочно тебя дразнил. Хотя должен признаться, я вынужден был чаще посещать туалет, с тех пор как тебя встретил.
— Потому что стал больше потреблять спиртного? — спросила она с озадаченным видом.
Ему потребовалось время, чтобы осмыслить ее вопрос, после чего он с большим трудом удержался от смеха.
— Хотя твое присутствие, несомненно, способствовало повышенному потреблению спиртного, я пользовался туалетом по другой причине.
Она смотрела на него, ничего не понимая.
— Мужчина может сам снять напряжение, если в этом возникает необходимость, — пояснил он.
Его щеки зарделись, и он с ужасом понял, что покраснел, как зеленый юнец в присутствии хорошенькой девочки.
Через мгновение Джейсон заметил проблески понимания у Ливви. Ее голубые глаза заблестели от любопытства.
— Каким образом?
Он покачал головой:
— Юным леди не следует знать такие вещи.
— Не надо говорить мне о пристойности, Джейсон Траерн. Я не изнеженное создание, которое следует оберегать от таких сведений.
— А что, если я хочу уберечь тебя от ненужной информации?
Она сузила глаза:
— Если ты не скажешь, я спрошу кого-нибудь другого. Может быть, Чарлз просветит меня.
Джейсон едва не задохнулся, представив лицо шурина, когда тот услышит этот вопрос.
— Ты не сделаешь этого, — сказал он. Затем, увидев упрямое выражение ее лица, вздохнул. — Все-таки сделаешь, не так ли? Хорошо, я скажу. Мужчина может снять свое сексуальное напряжение рукой.
— Не понимаю. У женщин тоже есть руки. Почему только мужчины могут сделать это?
— Не могу поверить, что мы обсуждаем это, — проворчал он.
Самое худшее то, что эти непристойные разговоры возбудили его. Она была чрезвычайно любопытна или, может быть, ненасытна.
— Женщины тоже могут делать это, — процедил он сквозь зубы.
Ему трудно было представить, что она может трогать себя. Нет, он был уверен, что она не додумается до этого.
— Просто мужчине легче это делать.
— Это несправедливо, — сказала она капризным тоном.
— В жизни много несправедливости, — согласился он.
— Ты покажешь мне, как это делается?
Джейсон проглотил подступивший к горлу ком, стараясь сохранять самообладание.
— Ливви, сейчас не время об этом говорить. Ты должна вернуться в свою комнату.
Она искоса взглянула на часы, стоящие на каминной полке.
— О, сейчас всего лишь чуть больше четырех. Даже самый усердный слуга не встанет раньше половины шестого. — Она вопросительно взглянула на Джейсона. — Ведь это не займет слишком много времени?
Он хотел засмеяться, но не смог. Его возбуждение достигло предела.
— Моя дорогая, учитывая разговор, который мы ведем, я так возбудился, что это дело, вероятно, займет не более двух минут.
— Покажи, — потребовала она.
— Я…
Он едва не соскочил с постели, когда ее рука нырнула под одеяло и обхватила его член.
— О Боже, — прохрипел он.
— Кажется, ты уже никуда не торопишься, — заметила она, водя пальцами вверх и вниз вдоль его жезла.
— Боже праведный, — чуть слышно произнес он сдавленным голосом.
