Шарли осторожно переворачивала страницы.
— Она была права. Почему ты перестал рисовать?
— Полагаю, я перерос это. Когда был в армии, сослуживцы то и дело просили меня нарисовать то лошадь, то портрет, но свободного времени было не много.
— Дай мне взглянуть на остальные.
Он подал ей второй альбом. Страницы по большей части оказались пустые, а часть листов была вырвана.
— Что случилось с рисунками?
Бэй сглотнул ком в горле. Он надеялся, она не заметит.
— Видишь ли, это были рисунки с медового месяца. После того как медовый месяц и мой брак закончились, казалось неправильным хранить их.
— Ох, Бэй. — Она положила ладонь ему на рукав. — Прости. Как все это ужасно.
— Но сейчас я начинаю думать, что счастливо отделался. — Бэй посмотрел на Шарли. Волосы ее были уложены слишком аккуратно. Скоро он это исправит.
— Леди Уитли, возможно, не повредилась бы умом, если б все эти годы была леди Байяр.
— Ты очень добра и великодушна, Шарли. — Он наклонился, чтобы коснуться ее губ.
— Едва ли, — пробормотала Шарлотта. Она ответила на его поцелуй, безыскусно углубив его. Если так будет продолжаться, то Бэй бросит бумагу в огонь и уложит Шарли на оттоманку. Она пробуждает его страсть, как не удавалось еще ни одной женщине после Анны.
Он мягко отстранился.
— Позже, любовь моя. Давай-ка я расшевелю угли. Не хочу, чтоб ты подхватила простуду.
— Ты серьезно насчет наброска? Но почему бы тебе не нарисовать меня в одежде?
— Какой же в этом интерес? Кроме того, это платье явно не стоит увековечивания.
— У меня нет ничего лучшего. Да мне и не надо ничего лучшего.
— Какая жалость, что твоя сестра умыкнула всю одежду, но, по крайней мере, у нас есть это. — Он вытащил из кармана рубиновое ожерелье. Она схватила его.
— Я же его спрятала! Как ты нашел?
— Милая, от меня ничто и никто не скроется. Нашел ведь я тебя в Малом Укропе, не так ли?
— Ты рылся в моих вещах! — Ее рот упрямо сжался. «Интересно, — подумал Бэй, — что еще она прячет от него?».
— Всего лишь в стопке носовых платков и в парочке чулок. Больше не буду, обещаю. Все твои секреты в безопасности, стой спокойно. — Он стал расстегивать крючки, развязывать шнуровку, вытаскивать шпильки. Щеки ее пылали, соски сморщились и потемнели. Забрав рубиновое ожерелье из ее вялой руки, Бэй застегнул его вокруг шеи. Центральный камень лег прямо в ложбинку между грудей. Бэй отступил назад. — Идеально!
— Едва ли…
— Ох, не возражай мне, все равно не переубедишь. — Он по-другому расставил мебель, подтянув оттоманку поближе к окнам. Выбрал удобный стул для себя и сорвал штору.
— Это для кое-какой необходимой драпировки.
— Я же буду чихать, не переставая.
— Глупости. Я совершенно точно знаю, что все шторы этой весной снимались и вытряхивались. Я же был здесь.
— О! — Без своего отвратительного серого мешка, прикрывающего ее, она выглядела очень неуверенно. — Что я должна делать?
— Превратись в пудинг, такой однородный и бескостный. Я буду прикасаться к тебе повсюду. Постарайся не вздрагивать. Сядь на кушетку, пожалуйста.
Он ловко усадил ее, гладя руками атлас кожи. Он знал, что ведет себя, как проказник. Обхватил ладонью одну грудь, погладил сосок, наблюдая, как ее кожа покрылась мурашками. Приподнял ногу, погладил стопу, слегка прикрыл бедра тканью.
— Тебе все видно! Ты совсем не задрапировал меня, — пожаловалась Шарли.
— В следующий раз. А теперь постарайся молчать, пока я буду работать. — Он вытащил из кармана мелок и приступил к наброску.
— Это будет нетрудно. Мне нечего сказать. Ты ведь запер дверь, да?
— М-м.
— Бэй! А вдруг кто-то из служанок войдет, чтобы стереть пыль или еще что? Твоя челядь, конечно, уже ко всему привыкла, но Мэри и Китти еще совсем дети. Пожалуйста, сию же минуту запри дверь.
Пальцы Бэя летали над бумагой, мелок был продолжением его руки. Он не задумывался над тем, как идет творческий процесс, только понимал, как приятно и успокаивающе снова рисовать. Ну, было бы приятно и успокаивающе, если б его натурщица так не хмурилась и не пыталась встать.
— Лежи и не двигайся. Я закрою через минуту. — Он добавил нежный изгиб лодыжки, большой палец ноги. Сама же нога спустилась на пол. — Ну ладно, ладно.
Бэй громко щелкнул дверным замком, чтобы успокоить Шарли, затем вернулся на свой стул. Она снова приняла нужную позу, хотя в теле было почти осязаемое напряжение.
— Расслабься.
— Легче сказать, чем сделать. Я чувствую себя жуком под увеличительным стеклом.
— О, ну, ты определенно не жук. Скорее, цветок. Белая роза.
— Чья первая пора цветения давно миновала.
— В цвету, в полном цвету, со множеством солнечных дней впереди. Не напрашивайся на комплименты, Шарли. Это тебе не идет.
— Я не напрашиваюсь! — Она скорчила кислую рожицу.
Прекрасно. Он покажет ей, как именно она выглядит. Набросок был быстрым и черновым, но Бэй только-только начал входить во вкус.
— Нос чешется.
— Должно быть, это паук со шторы.
В мгновение ока она с визгом соскочила с оттоманки, подпрыгивая и вытирая лицо обеими руками. Он сдержал смех, любуясь ее подпрыгивающими грудями и беспорядочно рассыпавшимися волнистыми волосами.
— Да не сиди же ты там! Сними его с меня!
Бросив альбом на пол, он заключил ее в объятия и поцеловал в кончик носа.
— Ну вот, теперь все в порядке.
Ее глаза сузились.
— Ах ты, злодей. Не было никакого паука, да?
— Я же сказал тебе, что шторы чистые, — мягко проговорил он. — Я бы никогда не подверг тебя такой опасности. Ну что, попробуем еще разок? Теперь ты уж точно прогнала всех насекомых.
— Ты просто невозможен. Как бы тебе понравилось, если бы это ты лежал раздетый, а я глазела на тебя? — Она вновь устроилась на кушетке, прижимая к груди подушку. Он вырвал ее и расположил Шарли в нужной позе.
— Я бы счел себя счастливчиком. Ты имеешь надо мной невероятную власть. Я и сам не совсем ее понимаю.
Шарли фыркнула и состроила одну из своих мин.
— Эй, перестань смотреть так надменно и снисходительно. — Он взял рисунок и показал ей. — Прелестно все, кроме выражения лица. Как будто ты лимон проглотила.
Шарлотта прищурилась.
— О Боже. Мне жаль, что я испортила рисунок. Но я чувствую себя так… так неловко…
— Представь, что меня здесь нет. — Он откинулся на спинку стула и взял чистый лист. — Представь, что ты в гареме султана. На дворе ослепительно светит солнце, но ты в затемненной, прохладной половине дома. К твоим услугам любая роскошь, потому что ты — любимица султана. В доказательство он подарил тебе это украшение.
