что можно к мечте идти. А теперь слушай меня. Сына твоего вытаскивать нужно. Срочно. И тебе это под силу, — улыбается краешком губ, обнадеживающе, — времени мало, но оно есть.
Хлопаю глазами.
— Что мне делать, тетя Варь? — тяну носом воздух и выдаю со всхлипом.
— Включать профессионализм, Алина. Ты врач от бога, это у тебя в крови. Так что убирай панику. Работай головой. Думай, что нам с тобой делать и как Владику твоему помочь.
Киваю. Слова Варвары заставляют включить мозг. Размышляю в слух.
— Владислав нуждается в кувезном режиме в отделении интенсивной терапии. Нужна вентиляция легких с положительным давлением на вдохе для механического расправления легочной ткани. В таких случаях показана инфузионная терапия для расширения бронхов.
— Ему аппаратура нормальная нужна, Алина. Мальчик крепкий. Я на своем веку много новорожденных повидала. Твой Владислав выкарабкается. Помочь ему нужно. Я тебе больше скажу — в столицу тебе вам нужно. Ты там училась. Связи должны остаться.
Замолкает на мгновение, осекается, взгляд опускает, а затем вглядывается в мои глаза.
— Ты отца его имя даже матери не назвала, делится со мной Клава всем, говорит, что тебе он сердце разбил, но все же жизнь сына на кону, может позвонишь ему…
Улыбаюсь. Сердце сжимается. Поднимаю взгляд на мамину подругу и реву горько.
73
— Думай, Алинушка, думай. Я поставлю вас на учет, постараюсь выбить места, но у меня люди в очередях и по полгода ждут, а у Влада нет этого времени. Даже с пометкой срочно вам придется ждать месяцы, а у вас дни.
Киваю, губы трясутся, врач опускает пальцы мне на голову, гладит волосы.
— Все будет хорошо. Не теряй надежду, милая. После самой темной ночи всегда наступает утро. Я пока мамке твоей ничего не сказала…
Поднимаю глаза на добрую женщину.
— Не говори, тетя Варь, у нее сердце. И так аритмия все время, давление, да еще и это все.
— Знаю. Поэтому и с тобой говорю.
Молчит, а потом добавляет:
— Тут дело такое, у меня немного сбережений есть, я постараюсь кому надо впихнуть, чтобы тебя чуть вперед в очередь поставили, но этого не хватит…
— Спасибо, тетя Варь, за все, но не нужно.
Сжимаю кулаки, протираю слезы и уверенно смотрю в глаза женщины.
— Я вытащу своего сына. Чего бы это не стоило.
Улыбается.
— Вот теперь узнаю тебя, Вишневская.
— Мне телефон нужен.
— И почему-то я была уверена, что пригодится, — засовывает руку в карман и вытаскивает мой старенький серенький гаджет, который забрали, чтобы пациентка была в полном покое.
Врач кладет мобильник на мою постель, затем опускает руку на мои холодные пальцы. Подбадривает, слегка коснувшись. Затем удаляется, а я смотрю на пустую палату. Мои соседки на процедурах, есть время побыть одной и подумать.
Взгляд скользит к окну. Засматриваюсь на проплывающие облака. Белые. Пушистые. Легкие. Как бы мне хотелось стать перышком и лететь ввысь, забот не знать, боли не ведать.
Выдыхаю. Думаю. Сопоставляю. Прикидываю кому именно я могу позвонить с криком о помощи.
Декан?! Нет. Не вариант. Не после того, как я ушла из его кабинета, помню его угрозу, что с восстановлением у меня будут проблемы. Думаю, Филипп Константинович и вовсе забыл о моем существовании.
Кто остается?! У кого есть такие связи, что вопросы и проблемы решаются по щелчку.
Лекс. Он. Отец моего малыша…
Но…
Как достать его номер, да и будет ли он меня слушать?! Не дозвониться до подобных людей. В лучшем случае меня свяжут с его секретарем, да даже если и с ним.
Он уверен, что я спала с деканом, невестой была другого мужчины в его глазах, золотоискательницей, которая и с ним переспала только чтобы богатого мужчину себе захомутать.
Голова начинает болеть от мыслей.
— Он мне не поверит…
Выдыхаю с шумом. Чтобы поверил, нужно с ним лично встретится, знать где он. И я бы сделала ради сына, но… мне даже с кровати вставать пока запрещено. Не дойду я до столицы, не доеду. А если умру по пути, кто же спасет моего сынишку?!
Горючие слезы безысходности опять струятся по щекам, как вдруг меня оглушает вспышкой.
Диана…
Диана может помочь. Она невестка ректора. У нее есть муж, а у мужа связи…
Открываю телефон и захожу в контакты. Я так и не удалила ее номер. Рука дрогнула и сейчас я нажимаю на контакт и молюсь, чтобы бывшая подруга не поменяла свой номер.
Гудки идут долго, мучительное ожидание и когда я уже отчаиваюсь, то слышу ее удивленный голос:
— Алина?!
— Привет, Диан.
Молчание, а затем короткое.
— Я отойду. Извините.
Отчетливо слышу шорох и цокот каблучков, хлопок двери и только после этого она произносит.
— Здравствуй, Вишневская. Сколько лет, сколько зим, как говориться.
Прикрываю глаза. Я любое унижение снесу. Все вынесу и если сейчас бывшая подруга начнет потешаться надо мной и моей сломанной жизнью, я ей и это позволю, только бы она Владу помогла.
— Помоги мне, Диан, я прошу. Очень, — всхлипываю.
— Вишневская, ты плачешь?! Где ты? Что произошло?!
— Долго рассказывать, Диан. Я в больнице. У моего сына ателектаз легких. Нужно оборудование. Все плохо. Нам надо в столицу. Ждать очереди равносильно получить инвалидность на всю жизнь. Помоги… прошу тебя… все отдам. Сейчас у меня денег нет, но есть недвижимость, мы с мамой продадим…
— Алло! Вишневская. — слышу задумчивый голос бывшей подруги, — Ателектаз… он ведь у навороженных бывает… Сына…?!
А затем в телефоне виснет гробовое молчание. Проверяю не отключилась ли, но она на линии. Секунды летят и наконец я слышу задумчивый голос.
— Родила значит…
— Да.
— А он…? — пресекаю возможный вопрос:
— Это мой сын, Диана, только мой. Слышишь?!
Выдох. Глубокий. Тяжелый.
— Слышу, Вишневская, слышу. Я тебе жизнь сломала. Сука я. Может поэтому и… замолкает, всхлипывает.
— Диан, ты плачешь, что ли, Диана?! Что у тебя?!
— Ничего, Вишневская, ничего. Правду говорят, что всем воздается по делам… потеряла я своего ребенка, Алин. Выкидыш случился. И я знаю за что мне это…
От этих слов, от горечи, которую слышу у меня сердце сжимается. Все эти распри, вся обида на подругу давно уже прошла. Теперь, когда у меня в жизни появился мой малыш, я так остро сопереживаю ее утрате…
— Мне так жаль, Диан… так жаль…
Слезы текут по щекам. Горючие. Болезненные. Нет больше обиды. Нет больше стены, которая воздвинулась между нами и вдруг я словно переношусь в прошлое. Застываю в прохожей бабы Нюры и слышу ее напутствие:
— Иди Алина. Иди. Как будет, так будет. Тот, кто всю эту кашу заварил, ложку горечи сам съест…