улыбнулся:
— Доброе утро! Наконец-то проснулся. Не надоело спать?
Я не мог ответить, мешала трубка во рту.
— И доставил же ты нам хлопот. Мать свою напугал, она три дня под дверями просидела, — радушно и по-доброму отчитывал меня как маленького. — Так что хватит хандрить и валяться, будем поправляться.
Я закрыл глаза. Я так устал, но молодой человек не позволил мне проигнорировать его присутствие.
— Сергей, просыпайся, пора завтракать. Будешь хорошо есть, через пару дней переведу в обычную палату, а там медсестры моложе и симпатичнее, чем здесь.
Мне нравился темперамент и оптимизм этого молодого врача. Пришлось прислушаться и выполнить все его рекомендации, однако это вытянуло из меня все имеющиеся силы, и я снова уснул. Когда проснулся, рядом сидела мама и держала меня за руку. Я хотел улыбнуться, но у меня это плохо получилось. По осунувшемуся лицу самого родного и дорогого мне человека текли слезы, но это были слезы радости. Она что-то говорила, но я понимал лишь через слово. Меня опять покормили, и я уснул.
Время текло как вода, монотонно и быстро. Два дня кряду я только ел и спал, затем из реанимации меня перевели в обычную палату. От матери я узнал, что в больницу в бессознательном состоянии меня привез неизвестный мужчина. У меня сломано три ребра, но благо переломы оказались закрытыми и легкое было не задето, на лице семь швов, по всему телу множество гематом. В придачу ко всему от переохлаждения началась пневмония, но лечащий доктор давал позитивные прогнозы, каждый раз повторяя, что мой организм молодой и крепкий, и весьма хорошо идет на поправку. При положительной динамике и хороших анализах обещал выписать пару недель.
Две недели! Для меня этот срок прозвучал сродни приговору. Я не мог позволить себе проваляться столько времени в постели, но мои возражения никто не слушал, даже мама. И пришлось смирится, увидев безграничное беспокойство в ее глазах. Что она пережила за эти дни я мог только догадываться.
По факту моего избиения завели уголовное дело. Мать воспользовалась старыми связями отца и процесс шел довольно быстро. Следователь приходил дважды и брал у меня показания. То что моя память сохранила номер того злополучного джипа, значительно ускорило дело.
Мою машину пригнали в город и оставили на штрафстоянке до окончания разбирательства по делу. Я особо не расстроился, так как понимал, что хотя ее ремонт и обойдется мне в круглую сумму, но по окончанию дела я смогу получить компенсацию и страховку. Телефон мой так и не нашли. Мама много раз набирала мой номер, но абонент был отключен. Все шло к тому, что придется покупать новый. Но это мелочи.
Коллеги по работе, узнав, что я нахожусь в больнице, навестили дружной толпой сразу как только меня перевели в обычную палату. Я был приятно удивлен этому и несказанно рад. Даже директор заскочил без предупреждения после работы с большим пакетом фруктов, которые я был не в состоянии съесть в одиночку, поэтому пришлось раздать собратьям по несчастью из соседних палат. Ники среди навестивших не было, и о ней никто не вспоминал и не говорил. Я хотел расспросить Андрея, но рядом было много коллег и завести с ним разговор на нужную мне тему не представилось возможности. Позвонил ему вечером и узнал, что Ника на работе не появлялась с того же дня, что и я. Она оставила свой телефон на моем рабочем столе, отдала ключ от кабинета и пропуск охраннику, который утром в понедельник предал их директору. Она не появлялась на работе несколько недель, и ей грозит штраф по договору и увольнение по статье за прогулы. Марина из отдела кадров ездила по указанному адресу проживания, но Вероники там не оказалась. Вышедшая навстречу соседка сообщила, что девушка съехала с квартиры и больше там не живет. Я поинтересовался по поводу блога ее бывшего парня, на что Андрей сказал, что Слава прекратил трансляцию на своем канале и последнее выложенное им видео датируется числом нашего с Никой приезда из командировки.
Ника исчезла, не оставив и следа, обрубив все концы, и я нутром чувствовал, что в этом был замешан ее бывший парень. Мысль о том, что она могла вернулась к нему, отравляла мое пребывание в больнице. С каждым днем физически я чувствовал себя лучше, и мне не терпелось вырваться из этой бело-голубой тюрьмы и во всем разобраться. Однако участившиеся приступы кашля и плохие анализы не позволили выйти раньше, пришлось задержаться еще на неделю.
Из больницы выписался в середине декабря, и сразу погрузился с головой в работу. Мама продолжала проживать в моей квартире, следя за чистотой и моим питанием. Возвращаться к себе планировала только к новому году. Я не возражал, меня все устраивало.
Вернувшись в офис, нашел на столе мобильный телефон, оставленный Никой. Поколебавшись несколько секунд, включил и просмотрел все сообщения, которые она не додумалась удалить. Нашел последнее, направленное с моего номера, и все сразу стало на свои места. Слава следил за нами в аэропорту и видел нашу встречу с Маргаритой, и сделал на это ставку. Теперь понятно, что стало причиной ее ухода, и поиски стоит начинать с ее отца.
Разобравшись с основными рабочими моментами, я занялся делом Ники. Директор благосклонно оставил вопрос ее увольнения открытым, дожидаясь моего возвращения, чтобы посоветоваться как поступить в данной ситуации. Он догадывался о наших взаимоотношениях и не стал рубить сгоряча. Проницательности и выдержки ему конечно не занимать.
Проконсультировавшись с юристами как правильнее поступить, лично составил письмо и направил на имя главы правления "Внешэкономбанка".
***
Валюшицкий
Я вертел в руках письмо. Прочитал его от корки до корки несколько раз. Вот только что с этим делать? Можно, конечно, все оплатить и быстро решить проблему, но здесь кроется что-то еще, о чем Ника умалчивает, а мне на правах отца хотелось бы это знать.
Она вернулась домой больше месяца назад. Глаза были на мокром месте, но мне лишь покорно улыбнулась, сказав, что я был прав, она все поняла и просит прощения. Такое искреннее и безропотное признание растрогало меня до глубины души, но было заметно, что за принятым смирением кроется что-то более глубокое, о чем Вероника не хочет рассказывать. Я надеялся, что она поделиться своими переживаниями хотя бы с Семеновной, но дочь упорно молчала. Она изъявила желание сразу приступить к новой работе. Я обрадовался и уже подыскал ей соответствующую должность, но, видя душевное состояние и настроение дочери, уговорил ее
