Ознакомительная версия.
Еще одна улыбка — та самая улыбка, которая уже очаровала половину женского населении Нью-Йорка, — и он ушел.
Калебу можно было только порадоваться, что журналистка, которая была его Немезидой[5], оказалась как раз той, что потеряла туфельку Фредерика К. Он мог даже считать это кармическим возмездием за все написанные ею пасквили о нем.
Сара Гриффин создала его образ — и многие ей верили! — как пустого и ветреного донжуана. Того, кого больше заботила очередная блондинка в руках, а не состояние его дел. Она не знала правды — никто не знал, — почему он заполнял свои вечера, вращаясь в пустоголовом мире ночных клубов и вступая в ни к чему не обязывающие, мимолетные связи.
Когда Калеб шел в редакцию, у него не было намерения разговаривать с репортерами из таблоида. Особенно с Сарой Гриффин. И не потому, что она ему не нравилась, — он даже не был знаком с ней, — просто ему хотелось избежать встречи с той, которая столько времени рисовала его портрет одной черной краской.
Ему часто приходилось видеть Сару Гриффин в клубах, где он бывал, в ресторанах, где он обедал. Она избегала попадать в круг света, что падал на него, никогда не откладывала свой репортерский блокнот, чтобы выпить стаканчик или потанцевать. Но это не помешало ему заметить спокойную, наблюдательную девушку. Ее зеленые глаза не пропускали ничего, что он делал или говорил. И все ее наблюдения за ним запускались в следующий номер таблоида…
В другое время и при других обстоятельствах Калеб был бы заинтригован. Ее стройная фигура с плавными линиями говорила о том, что она не морит себя голодом и не проводит все дни на диете. Каштановые волосы блестящей волной падали ей на спину, а пара коротких, более светлых прядей то и дело обвивалась вокруг металлических дужек ее очков. Она обладала естественной красотой, не перегруженной макияжем и не усиленной краской для волос. Сара Гриффин была похожа на тех женщин, про которых говорят, что ты получишь то, что видишь.
Для Калеба ее чистое лицо было как глоток воды. Живительный. Освежающий.
И все же именно она написала большую часть статей, представивших его обладателем множества пороков…
Проходя через зал со стеклянными кабинками репортеров, он неожиданно подумал, что если ему удастся склонить Сару Гриффин на свою сторону, то это может сыграть ему на руку. Предложить ей написать статью о «ЛЛ Дизайн», чтобы она взглянула на его компанию с другой стороны.
Как там говорят? Будь рядом со своими друзьями, а врагов держи к себе еще ближе. За последний год Сара Гриффин определенно стала его врагом. Приблизить журналистку к себе казалось неплохой идеей. Несмотря на все искажения, которые выходили из-под ее пера, этим своим пером она владела неплохо. Да что там неплохо — она была одной из лучших журналисток в издательстве. Соглашался он с ее статьями или нет, но они были остроумны, кусачи и врезались в память. Как раз то, что ему и нужно для «ЛЛ Дизайн».
А потом он увидел объявление о пропавшей туфельке.
Джекпот!
Вместе с туфелькой в качестве рычага он сможет привлечь внимание мисс Гриффин и добиться своего.
Кто лучше поймет и оценит его стремление начать выпуск эксклюзивных моделей обуви, как не женщина, которой была доверена первая пара туфель для новой линии Фредерика К? В то же время, если он собирается с ней работать, это означает, что она будет приходить к нему в офис и может случайно наткнуться на пропавшую туфельку. Калеб как наяву увидел жирный черный заголовок: «Отчаявшийся владелец дома моды украл у своего соперника его новую модель!»
Нет, не на такую рекламу Калеб рассчитывал.
Он взял туфлю и засунул ее в ящик стола. Он скажет Саре, что стилетто у него, но только после того, как у него будет возможность объяснить ей задачу и заставить ее увидеть, что он совсем не так плох.
На электронном табло поменялись цифры, показывая ровно два часа, когда раздался звонок от секретаря.
— К вам пришли, — сказала Марта.
Калеб усмехнулся: точно в назначенный час! Он не был удивлен. Сара Гриффин, должно быть, и так уже извелась из-за этой своей пропажи. Потерять одну из самых ультрасекретных моделей Фредерика, да еще перед самым выходом номера!
— Пригласите ее, — сказал Калеб.
— Хм, это не она, а он.
Не она? Уж не прислала ли Сара Гриффин кого-нибудь вместо себя? Или журналистка решила, что он просто пошутил?
Дверь открылась, и вошел большой тяжелый мужчина в ярко-синем костюме. Росту в нем было не меньше шести футов, а в ширину — половина того. Белая копна волос окружала его голову словно ореол. Под костюмом — розовая в белую полоску рубашка и такой же платочек в кармане пиджака. В нем не было ничего, что можно было назвать простым, неясным или недооформленным. Ни одежда, ни манера держаться, ни его густой рокочущий голос.
— Привет, Калеб.
— Рад тебя видеть, Фредерик.
Толстые губы презрительно дрогнули.
— Не лги, мой мальчик. Мы оба знаем, что я у тебя в печенках сижу. — Пройдя через комнату, он остановился возле кресла для посетителей, но не сел в него. Возможно, не желая помять свой тщательно выглаженный костюм.
Калеб встал, обошел вокруг стола и присел на его край.
— Попробую угадать. Ты здесь, потому что наконец понял, что этот бизнес тебя слишком утомляет, и хочешь, чтобы я у тебя его купил.
Фредерик усмехнулся:
— Да, это был бы денек! Но нет, ты не угадал. Все как раз наоборот. — Он наклонился вперед, буравя своими маленькими карими глазками лицо Калеба. — Я хочу купить тебя. Всего. До последней нитки.
Предложение было рассчитано на то, чтобы поразить своей неожиданностью. Но Калеб ничем себя не выдал. С чего это вдруг успешному дизайнеру захотелось прибрать к рукам его загибающуюся компанию? Чтобы в дальнейшем исключить саму возможность соперничества?
— Я не продаюсь. Ты ничего здесь не купишь.
Фредерик рассмеялся — низкий рокочущий звук вырывался откуда-то из глубины его вместительного чрева.
— Тебе приятнее объявить себя банкротом?
— У нас все в порядке.
Еще один взрыв хохота.
— О да! Как же! — Фредерик вытащил из кармана сложенный пополам лист бумаги и, развернув, бросил на стол. — Мое предложение. Подпиши, и ты освободишься от этой, — Фредерик махнул рукой, — тюрьмы, куда посадила тебя твоя мать.
Калеб почувствовал гнев. Бросить компанию матери? Продать десятки лет ее тяжелого труда? И кому? Этому шуту?!
— Не мечтай, — покачал он головой. — Я тебе ее не продам. Я не продал бы тебе даже катушки ниток.
— Я знал, что ты никудышный бизнесмен, но дураком никогда тебя не считал. — Фредерик тряхнул головой, всколыхнув свое белое облако. — А я редко ошибаюсь.
Ознакомительная версия.
