— Оленька! Как ты быстро приехала, — он улыбался широкой открытой улыбкой.
— Привет.
— Заходи. Снимай плащ. Вот тебе тапки, — он суетливо, но умело ухаживал за гостьей. — Проходи в комнату, а я чайку соображу.
Таня и Миша жили в небольшой комнате в коммуналке, где, кроме них, обитало еще три семьи. Воздух в коридоре был спертым, и Ольга поспешила войти в комнату.
— Оля! — Таня полулежала на тахте, бледная, с заметными мешками под глазами. — Извини, что не открыла тебе дверь.
— Что ты, что ты. Как себя чувствуешь?
— Лучше. Несколько дней назад так прихватило, что думала… Спасибо Мишке, выходил.
— Что ж мне не позвонила?
— У тебя своих забот, небось, полон рот, — Таня смотрела всепонимающе.
Ольга знала, что Татьяна страдает хронической почечной недостаточностью. Она заболела давно, еще в юности, и с годами недуг прогрессировал, иногда надолго укладывая Таню в клинику. Врачи уже пытались внушить ей идею трансплантации почки, но Таня была категорически против, из последних сил пытаясь удержаться.
— Оля, что случилось? На тебе лица нет.
— Разве? — самой Ольге казалось, что она абсолютно спокойна.
— Да уж… Поцапалась со своим академиком?
— Нет, что ты. С ним невозможно поцапаться. Его можно только обидеть.
— Тогда — что?
— Я сегодня видела Захарова.
— Все понятно… Он что же, в Москве?
— Представь себе.
— Надолго?
— Не знаю. Это не имеет значения.
— Почему же? Имеет, если эта встреча так на тебя подействовала, — зеленые глаза смотрели сочувственно.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вплыл Миша, осторожно неся поднос.
— А вот и чай!
Он по-хозяйски накрыл журнальный столик небольшой скатеркой и принялся расставлять чашки.
— Это — Оле, это — Тане. Танюша, тебе — без сахара. Помнишь?
— Он у тебя просто клад, Татьяна.
— Не знаю, что бы без него делала. Ухаживает за мной, как за ребенком, — Таня ласково погладила мужа по руке.
— Осторожно! Не обожгись! Я сейчас, — он снова вышел из комнаты.
Мгновение подруги молчали, приступив к чаепитию.
— Оль, так все-таки, где ты видела Захарова?
— В своей квартире, — она старалась произносить слова как можно спокойнее.
— Что? — Татьяна привстала, и волна рыжих волос едва не коснулась мая в чашке.
— Я же сказала тебе, у меня в квартире. Он, кажется, собирается жениться на моей падчерице.
Это сообщение почему-то не очень удивило подругу.
— По правде сказать, я было подумала что он решил разыскать тебя… Но все равно странно. Хотя, — она задумалась, — почему тебя это все так взволновало? Я понимаю не слишком приятно, когда начинается подобная дружба семьями, но ведь можно же абстрагироваться.
— От чего?
— От прошлого. Ты замужем и, кажется, не слишком несчастна. Насколько я знаю, ты выходила за Юрия Михайловича по искренней привязанности.
— Именно — по привязанности, — вздохнула Ольга.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что все еще любишь Захарова?
— Я? Я его ненавижу, — последнее слово Ольга произнесла с особой выразительностью.
— Боже, какая завязка! Какая драма, — Таня явно входила в роль. — Да ты его так любишь, что теряешь рассудок при одном упоминании о нем!
— О ком это вы, девочки? Академику явно повезло с молодой супругой, — Миша интерпретировал обрывки разговора по-своему. — Смотрите-ка, что я сотворил.
Он снял салфетку с блюда и Ольга увидела маленькие, изящной формы печенья.
— Это ты сам?
— А кто ж еще? В кулинарном искусстве мне явно удалось преуспеть. Правда, не знаю, как в прозе.
— Мишка, не мелочись, — следующая фраза была обращена к Ольге, — у него только что книга вышла.
— Поздравляю!
— Спасибо. Но поздравишь, когда прочтешь, если сочтешь нужным.
Он открыл секретер и взял из стопки одинаковых книжек одну, довольно солидную, как показалось Ольге.
— Вот так… — старательно, как школьник, он что-то писал на титульном листе, — прочтешь мое пожелание дома.
— Я очень рада, — обложка была гладкой и неприятно-прохладной на ощупь.
Ольга невольно потянулась к чашке с чаем.
— Печенье попробуй, — в голосе Тани слышалась явная гордость за супруга.
— Что — мои книги, что — печенье! Вот Танька у меня — клад! Талантище! Ее пьесы в трех театрах начали ставить. Вот так-то!
— Кто тебя за язык тянет, чертенок? Я хотела Оле сюрприз сделать, на премьеры пригласить…
— Ну, прости, я не догадался… А так — разве не сюрприз?
Оба они были похожи на игривых подростков, в шутку поддевающих друг друга. Ольга невольно любовалась этой парой. Внешне муж и жена абсолютно не соответствовали друг другу. Но уже начавший полнеть и лысеть Миша и все еще красавица, несмотря на тяжелую болезнь, Таня, казалось, были связаны какими-то невидимыми нитями, позволявшими поддерживать и понимать друг друга.
«Вот уж поистине, муж и жена одна сатана», — это фольклорное заключение было явно уместным в данном случае.
— Мишутка, а не принесешь ли ты нам соку? Пожалуйста…
На этот раз Миша понял с полуслова.
— Женский разговор. Тогда не за соком, нужно идти, а щи начинать варить. Успею, пожалуй, — он засмеялся, потом открыл холодильник, стоявший тут же, в комнате, в целях «техники безопасности» коммунальной жизни. — А вот и вожделенная голубая птичка. Оля, надеюсь, ты дождешься, пока сварится курица?
— Надеюсь, дождусь… — неунывающий даже в самых сложных житейских ситуациях Миша незаметно поднял Ольге настроение.
Насвистывая популярный мотивчик из репертуара Аллы Пугачевой, он удалился на кухню.
— А теперь рассказывай все по порядку, — Таня была вся — внимание.
— Мне почти нечего рассказывать.
Ольга довольно подробно описала прошедший день, упомянув об уроненных щетках, но начисто «забыв» об обмороке: признаваться в собственной слабости ей не хотелось даже самой себе. Не то, что подруге — даже лучшей.
— …И дверь хлопнула со звуком, с каким закрывается могильный склеп, — закончила свой рассказ Растегаева.
— О, да у вас приступ высокопарной тоски, мадам? Влияние благоверного-графомана не так ли?
— Не надо так о Юре Он…
— Знаю, знаю, — прервала ее Таня. — Он самый порядочный, приличный, честный и так далее, и тому подобное.
— Да. И не надо иронизировать.
— И не надо идеализировать. Одна ты, милая, не видишь, что твой супруг — повеса с большим опытом. Дон Жуан-переросток!
— Таня! — с укором сказала Ольга.
— Не буду, не буду… Да и с чего это я? Разве что по глупой способности к экстраполяции. Понимаешь, вот Бог дал мозги странные: стоит понаблюдать за человеком, как многое в нем становится слишком понятным. И без труда представляется его прошлое. Знаешь, я редко ошибаюсь, — Таня чуть театрально прищурила глаза.
