— Не буду, не буду… Да и с чего это я? Разве что по глупой способности к экстраполяции. Понимаешь, вот Бог дал мозги странные: стоит понаблюдать за человеком, как многое в нем становится слишком понятным. И без труда представляется его прошлое. Знаешь, я редко ошибаюсь, — Таня чуть театрально прищурила глаза.
— Потому ты и драматург. И, смею заверить, хороший, насколько я могу судить.
— Ах, не надо похвал, моя радость! Лучше скажи, что ты собираешься делать?
— Ни-че-го… Знаешь, в данный момент меня больше интересует, что собирается делать он.
— Как что? Жениться на дочери академика.
— Ты подозреваешь его в расчете?
— Ранее в этом грехе Захаров уличен не был…
— Да и жениться на дочери академика в наше время уже не очень-то престижно. Тем более, что Растегаев — химик. Значит, он влюбился в Машу.
— Да уж, конечно, после тебя влюбишься хоть в лягушку, только чтобы делала вид, будто ублажает и не докучала своими научными изысками. Только Растегаев мог соблазниться совместной жизнью с тобой, поскольку твоя химия его не испугала, а молодость очаровала.
— Не язви!
Но по-настоящему злиться на Таню Ольга не умела: подруге, как человеку искусства, как шуту в давние времена, как юродивому по традиции, позволялось высказывать самые нелицеприятные вещи. От нее требовали только одного: доброжелательного тона. И сейчас с самой ласковой интонацией, на какую только была способна, Татьяна продолжала:
— А что же ты хотела? Ведь это ты отвернулась от него, когда он, можно сказать, пропадал.
— Я тогда поступала в аспирантуру… Для меня жизненно важно было остаться в Москве… А он…
— Что — он? Он же любил тебя, дуреха! Боготворил, стихи посвящал.
— Я расплатилась за эти стихи семью годами одиночества, — тихо оправдывалась Ольга.
— О! Снова ты ищешь внешние причины, подружка. А в душу свою ты заглядывала? Посмотри — может быть, увидишь много неожиданного.
— Ты ведь знаешь, чем я еще расплатилась…
— Знаю? Ребенком, которого ты убила и о котором Захаров даже не подозревал? Да?
— Да…
— И в этом виноват он один?
— Не будь жестокой, Таня.
— А ты не будь так похожа на свою мать, которая сначала всеми силами разрушала то, что могло бы быть с единственным и любимым, а потом с полнейшей покорностью согласилась на все, что предложила жизнь.
— Не каждому повезло так, как тебе, — едва слышно произнесла Ольга.
— Повезло? Никто не знает, сколько пришлось изменить, сколько переломать в себе, прежде чем мы с Мишей «притерлись».
— Вы прекрасно понимали друг друга уже тогда, в круизе.
— Нет, Оля, тогда я еще его не любила, — призналась вдруг Татьяна. И, помолчав, добавила, — тогда я еще вообще не знала, что значит — любить.
Тогда… Тогда жизнь казалась понятной и бесконечной, как звездное небо.
«Нахимов» шел по ночному морю, полностью соответствовавшему своему названию — Черное.
Ночь выдалась ясная и романтическая.
— Оля, ты не желаешь искупаться? — спросила Татьяна, наблюдая, как веселые путешественники плавают и барахтаются в бассейне.
На пароходе было два бассейна: по одному на кормовой и носовой палубах. И если утром в них шумно плескалась малышня, а днем — пожилые пассажиры, то к вечеру маленькие и старенькие купальщики куда-то исчезали, уступая место веселой и неугомонной молодежи.
Палубы превращались сначала в ночной развлекательный клуб, потом — в танцплощадку и, наконец, в общество «ночных водоплавающих», как заметил однажды Миша.
Путешествие было настоящим раем для влюбленных и молодоженов. А Оля чувствовала бы себя несколько одиноко и неуютно если бы не подружилась с Таней. Но, похоже, Таня нравилась не только ей. Рыжеватый студент-прозаик пытался оказывать ей знаки внимания при каждом удобном случае…
— Ты слышишь меня, Оля? Давай, искупаемся!
— Давай.
Девушки быстро сбросили махровые халатики, и Оля почувствовала прикосновение свежего морского ветерка к телу, едва прикрытому бикини.
Вода в бассейне казалась теплее воздуха. Уютно и ласково она обняла тело, придав ему желанную легкость.
Ольга умела плавать, хотя, конечно, не так, как Миша, выросший на Волге. Но в небольшом бассейне показывать класс было невозможно: все оказывались тут в равных условиях.
Светил прожектор, придавая лицам парней и девушек фантастический оттенок, и тоненькая Таня с тяжелым узлом гладко уложенных мокрых волос напоминала Аэлиту. Миша был рядом с ней, и они вполголоса разговаривали. О чем — Ольга не слышала из-за плеска воды.
— Я вам не помешаю?
Алексей подплыл неожиданно, и Оля подумала, что он решил развлечь ее из вежливости, увидев, что друг беседует с Таней.
— Нет, Алексей.
— Тогда, может быть, сплаваем до бортика и обратно?
— Сплаваем, только короткими «проплывками» мимо вон той парочки, — Оля указала взглядом в сторону не в меру ретивых молодых людей. Парень время от времени пытался утянуть приятельницу под воду, а девица пронзительно визжала не то от страха, не то от удовольствия.
— Согласен. Тронулись!
Они плыли, почти не видя друг друга в соленых брызгах. У противоположного бортика он, конечно же, оказался раньше, протянул руку и помог Оле со скоростью акулы преодолеть последние два метра. Она замерла от стремительности, от удивления и еще Бог знает от чего, внезапно, пробежавшего по всему телу от макушки до пяток.
— Понравилось?
— Замечательно!
— Тогда — в обратный путь?
Не дождавшись ответа, Алексей сделал несколько мощных брассовых движений и очутился на середине бассейна.
Ольга заметила, как напряжены его мускулы, как играют они под загорелой кожей. Он боролся с водой, как будто «Раб» Микеланджело освобождался из пены мрамора.
Влекомая непонятной силой, она поплыла вслед за ним. И он снова поймал ее по пути, снова помог стремительно преодолеть последние метры. И глаза той ночью у него были черные-черные.
И в них светились звезды.
Ольга и Алексей купались, пока не остались в бассейне вдвоем. Ушли все — даже Таня и Миша исчезли.
— Я провожу вас до комнаты. Можно? — Он произнес это «можно» таким утвердительным тоном, что отказать было нельзя.
Алексей натянул джинсы и майку прямо на мокрое тело, а Ольга завернулась в махровый халат. Полуночный ветер стал холоднее.
Молча молодые люди прошли лестницу и коридор, еще лестницу и еще коридор.
— Спокойной ночи, Оля.
— Должно быть, уже доброе утро, Алексей.
Он улыбнулся в ответ.
