Удовольствовавшись логичностью доводов, я с легким сердцем бросила старые черновики в коридоре горкой. Мол, первым делом уберу. Завтра или послезавтра. Хотя с большей долей вероятности все же в выходные.
Потом я заварила себе чая с мятой и включила телевизор в надежде найти какую-нибудь легкую комедию. Но вечером в понедельник с экрана текли потоки крови и люди ненавидели друг друга с такой силой и пафосом, что я невольно усмехнулась. Да уж, отрицательный герой из Ренриха неудачный.
***
Филин смотрел на меня, склонив голову набок. Словно хотел спросить: «Опять ты? И чего дома не сидится?»
— Ну, привет, птица, — сказала я, совершенно уверенная в том, что это все тот же филин.
— Уху, — тихо ответил он. Вроде как: «Виделись». А может, другое что-то.
— Ты, в общем, стучи, если что… молочка там накапать сто грамм, например, — предложила я, проходя мимо.
— Уху-ху, — оживился филин. Угадала я, что ли?
Ладно, дятла прокормили и филина прокормим. Все равно харчи дармовые, видимо, производятся местной скатертью-самобранкой и шкафом-самоскладом… Может, еще холодильник-самонаполнильник появится!
И ванна с пеной.
Дымокот тоже встречал, как и в прошлый раз — на крыльце. Только шипеть не стал, потерся об ноги, норовя обвить дымящимся хвостом.
— И тебе привет, охранничек, — хмыкнула я. — Ты извини за прошлый раз. По тебе вообще непонятно было, чего так разошелся. Сегодня у нас гостей нет?
Дымокот посмотрел горящими в ночной полутьме глазами. Как мне показалось — со смешинкой. Мол, сама проверь. А может, что-то совсем другое подразумевалось.
Я вошла в дом через парадный вход. Никто не вышел навстречу. Я вздохнула: то ли разочарованная, то ли все-таки обрадованная. Вообще-то, хотелось отдохнуть, а не отвечать на глупые претензии непонятных мужиков.
Просто… это же был мой персонаж!
Я направилась в гостиную. И на мгновение замерла на пороге.
Ренрих лежал на расстеленном одеяле у самого камина. В сполохах пламени мужчина казался бледным до прозрачности, почти монохромным. Он не шевелился и глаза его были закрыты…
Мне показалось, он не дышит, и я никак не могла заставить себя сделать шаг вперед. Но тут Ренрих, не открывая глаз, вздрогнул и застонал.
— Ренрих? — позвала я. Он что-то пробормотал в ответ, слабо дернувшись. И только после этого открыл глаза. Мутный у него был взгляд, болезненный.
Но главное: Ренрих был жив!
Я так обрадовалась, что тут же на него и наорала.
— Что с тобой?! Тебе плохо? Что-то болит? Чего молчишь-то?!
— Не тараторь, — поморщившись, прохрипел он и оглянулся, словно пытался вспомнить, где вообще находится.
— Давно ты тут? — я указала на одеяло. — Спишь… или в отключке?
— Всего помаленьку. Вроде недавно, — Ренрих, наконец, остановил взгляд на часах-ходиках, висевших на стене. Вздрогнул. Часы были в виде совы с циферблатом на круглом животе. — Минут тридцать… какой сегодня день?
— Здесь нет календаря, — ответила я.
Ренрих помолчал, потом спросил неожиданно:
— Воды можно? И чего-нибудь…
— Поесть? — предположила я. Он кивнул. Я вздохнула и отправилась на кухню. Сначала набрала воды из-под крана в граненый стакан и только потом услышала тихое непривычное гудение. Оглянулась и растерянно уставилась на маленький холодильник «Снегурочка» с длинной вертикальной ручкой на дверце.
Рядом на табуретке приютилась походная газовая плита на одну конфорку. Новенькая, блестящая черными металлическими боками.
Вот это ничего себе, загадала желание. А так можно было?
И какая скорость исполнения! Ведь только подумала…
А почему раньше не выходило? Неужели я до сих пор ничего не просила у хижины… или у этого места вообще? Поразмыслив, решила, что нет.
Меня все устраивало.
Я с любопытством заглянула в холодильник. Оказалось, он забит соленьями, пакетами, бутылками… Здесь было даже молоко в треугольной картонной упаковке! И ряженка в стеклянной бутылке с крышкой из фольги в розовую полоску. Похожие пробки хранились у нас дома. Мама в детстве коллекционировала самые неожиданные вещи, о ценности которых я бы даже не задумалась. Билеты на автобус, старые монеты, этикетки от спичечных коробков, наперстки… Потом она все передала музею в нашей школе. Маме выписали благодарность.
— Я думал, ты решила снег растопить, — послышалось за спиной. Ренрих стоял, привалившись плечом к дверному косяку. Губы его кривились в знакомой неприязненной ухмылке. Прямо от сердца отлегло. А то я уж думала, его подменили. Слишком мужчина был пришибленным, сам на себя непохож. Будто подменили. А теперь хоть какое-то сходство!
На содержимое холодильника он бросил такой жадный взгляд, что я подозрительно спросила:
— Ты что, не ел ничего?
— Была нужда…
— А это что? — уточнила я, подумав, что Ренрих меня попросту дурит. Вот откуда появился холодильник — следом за ним. Воображаемая реальность начала меняться, потому что наглый персонаж запустил какой-то неведомый мне механизм.
— А это — твое, — буркнул Ренрих.
Я аккуратно закрыла дверцу холодильника.
Шагнула к мужчине и протянула ему стакан. Достаточно резко, но все же не расплескала воду. Ренрих жадно принялся пить.
— Даже кофе не мог себе приготовить?
Мужчина неопределенно дернул плечом.
Оставалось сделать единственное логичное заключение:
— Ты совсем дурак?
Мужчина уставился на меня, сжимая стакан в руке так, словно хотел его смять. Но тут на кухню проскользнул дымокот, оставляя за собой в коридоре золотистую взвесь искристого дыма. Мявкнул, то ли просительно, то ли предупреждающе. Ренрих вздохнул. И с этим вздохом из него будто ушли остатки сил. Мужчина поплелся к столу. Я же взялась кормить кота. Достала молоко, налила в миску. Кот благодарно заурчал. В воцарившейся тишине будто заработал мотор. Я оглянулась. Ренрих устало смотрел на меня.
Даже как-то ругать его дальше расхотелось.
— Что же ты не ушел, раз такой гордый и у автора столоваться — выше твоего достоинства? — поинтересовалась.
— Не получилось, — просто ответил он.
Я приблизилась к нему и вылила остатки молока в стакан, который стоял на столе. Ренрих рассеянно потянулся. Я заметила, как он поколебался. Да что это такое? Подозревает, что я его отравила? Так вот же, дымокот лакает с удовольствием. Только брызги разлетаются. Неаккуратный котяра, что тут поделать.
Должно быть, Ренрих подумал о том же самом, потому что все же взял стакан и принялся пить.
— Ты филина видела? — спросил он после.
— Ну, — удивилась я.
— Ну! — передразнил он, будто я должна была усмотреть в этом какой-то скрытый смысл. — Не могу я уйти.
До меня начало доходить, что он подразумевает некое реально существующее препятствие.
— Филин тебя не пускает? — недоуменно уточнила я.
— Он — всего лишь наблюдатель.
– Особо опасным не выглядит…
— Тебе было бы легче, если за дверью стоял великан с дубиной? Скажи ему, может, внемлет твоей просьбе. Вам, авторам, с ними легко общаться…
— Так что за наблюдатель? — перебила я.
— Просто наблюдатель, — пожал плечами Ренрих. — Ты не знаешь.
Я покачала головой. Судя по взгляду, которым меня одарил мужчина, не слишком-то мне поверили.
— Ладно, — легко приняла я его ответ и, выдержав паузу, небрежно поинтересовалась: — Яичницу с колбасой будешь?
Взгляд Ренриха стал растерянным.
— Буду.
— Приготовлю, — пообещала я. — Только надо как-то плитку зажечь. Из камина щепку достань, что ли…
Я тут же пожалела о том, что решила припахать Ренриха. Нет, конечно, пусть отрабатывает свое право на еду. Вот только: как бы он там не свалился опять.
— А спички тебе чем не подходят? — подозрительно прищурился мужчина, указав в сторону собрания банок с кофе. Между ними лежала вытянутый коробок. На этикетке был схематически изображены пятиэтажки, обрамленные пышными кустами. «Спички для газовых плит. г. Сиреневск», — значилось по контуру рисунка.
