Яна выезжала за городскую черту, когда ведущий городской радиостанции безрадостно сообщил, что в Эмске два часа тридцать минут, и нудной скороговоркой стал наговаривать местные новости, самой важной из которых, впрочем, оказалась встреча губернатора области с ветеранами по случаю выплаты им какой-то неожиданной материальной помощи. Она переключила приемник на танцевальную радиостанцию и утопила педаль акселератора в пол.
Приближаясь к заданной точке, девушка сбросила скорость – и как раз вовремя, чтобы успеть заметить стоящую на обочине одинокую фигуру в куртке с капюшоном и остановиться возле нее.
– Подвезете? – прищуренные синие глаза мужчины лет тридцати улыбались, руки уже снимали с темно-русой головы капюшон.
– Если покажете дорогу, – сдержанно ответила девушка.
После этой остановки проехать пришлось всего километров семь: один километр до поворота с трассы и еще шесть по неважно расчищенной от снега лесной дороге, вернее, даже по просеке, тянущейся между исполинских сосен. Автомобиль подъехал к двухэтажному деревянному дому, обнесенному высоким забором – здесь расчищенный участок дороги заканчивался, и Яна со своим спутником остановились и вышли. Мужчина поспешил пройти в калитку, чтобы скрыться в доме, а Яна задержалась, разминаясь после дороги и осматриваясь по сторонам.
Низко склонившееся к горизонту мартовское солнце из последних сил тянулось ласковыми вечерними лучами к стволам сосен; их синие длинные тени наползали на забор, хозяйственные постройки и дом – мягко освещенный, он преображался в сказочный терем, возвышающийся над присыпанной снегом поляной. Из обложенной красным кирпичом трубы валил дым, но, глубоко потянув ноздрями воздух, вместо запаха гари, девушка почувствовала только аромат сосновых иголок и легкое покалывание морозца. Яна вспомнила городскую слякоть, оранжевогрудых коммунальщиков, сгребающих и вывозящих с обочин центральных магистралей почерневший снег, громкие проклятия людей на остановке, которых она ненароком сегодня обрызгала, наехав колесом в выбоину, скрытую грязной лужей, и поразилась резкости контраста.
Здесь было и что-то еще необычное, дополнявшее волшебный пейзаж, и только сейчас девушка осознала: тишина. Полнейшее, абсолютное безмолвие, не нарушаемое даже легким порывом ветра. Яна тихо счастливо рассмеялась, наклонилась и, проткнув ногтями тончайшую лакированную пленку наста, набрала пригоршню белоснежного снега, чтобы наспех слепить снежок и метнуть его, целясь как можно выше, в подходящие вплотную к дому стволы сосен. Снежок угодил в цель, и тонкое облако снежной пыли повисло вокруг пушистых зеленых веток.
Яна шла к дому мимо ловко сложенной березовой поленницы и с задумчивой улыбкой снова и снова вспоминала телефонный разговор, вернее, его первую фразу. «Дядя просил передать, что соскучился».
Вообще-то в этих редких звонках Яне, которым предшествовал знаменитый морриконевский рингтон, имели значение только цифры: они обозначали координаты места от заранее определенной точки, а также время встречи; остальной текст мог быть абсолютно любым. Но в сегодняшней фразе про соскучившегося дядю… Девушка призналась себе: она хотела бы верить, что эти слова были чем-то большим, чем грудой мусора, в которой прятался истинный смысл сообщения. Хотела бы, чтобы эти слова были правдой. Чтобы по ней действительно кто-то скучал.
Яна прошла холодные сени и, потянув на себя вторую, очень тяжелую, дверь, оказалась в просторной комнате, занимавшей почти весь первый этаж: только одна из обшитых досками стен имела двери, в других же трех стенах были прорублены оконца, из которых открывался вид на волшебную белую поляну и заснеженный лес. Расставленная по углам простая мебель: несколько стульев, стол, тахта и кухонный уголок, – делали большую комнату уютной. Проводник Яны, так и оставшийся в меховой куртке и объемных лыжных брюках, сидел на корточках перед возвышавшейся посреди комнаты русской печью и осторожно подкладывал в нее поленья. Подождав, пока он закроет топочную дверцу и выпрямится, девушка подошла и встала с ним рядом, ощущая исходящее от печи сухое тепло. Дрова уютно пощелкивали, в трубе звонко гудело.
Вечерняя тьма, между тем, окружала дом: по углам комнаты начинали возиться осмелевшие тени, печь размывалась, становилась серой, подступавшие сумерки отгрызали от нее по кусочку, но к окруженному алой каймой квадрату дверцы подступиться не могли, и игравший внутри печи огонь кидал причудливые отблески сквозь эти тонкие раскаленные щёлочки на все находящиеся в комнате предметы.
Наконец, пощипав колючий подбородок, мужчина тихо спросил:
– Где у тебя сумка, телефон?
– В машине, – так же тихо отозвалась Яна, сбрасывая с себя странное оцепенение.
– Пойду-ка, проверю их…
Он прихватил с пола серый пластиковый чемоданчик и направился к выходу, но неожиданный вопрос Яны заставил его остановиться.
– Ты… насекомых пошел там искать? – в ее глазах плясали веселые огоньки, и в быстро наступающей темноте было непонятно, были это отблески огня, или девушка действительно смеялась.
– А что? Раньше тебе не казалось это смешным, – мужчина снова озадаченно скреб свободной рукой щетину на подбородке.
Яна перестала таить смех и громко фыркнула:
– Ставлю сто баксов, что скорее найдешь привязанные к глушителю консервные банки или воздушные шарики, чем хоть одного «жучка».
– Не думал, что твое новое место работы – детсад, – мужчина недоуменно улыбнулся и покачал головой.
Яна вспомнила импровизированный концертный номер, который накануне исполнили в приемной Липатов и К˚ во время выноса оклеветанного дивана; огненно-рыжую секретаршу, преподающую основы гигиены руководителю крупного холдинга в ее же собственном кабинете; новоиспеченного зама финансового директора, который чуть не просверлил в своей мятой футболке дырку, протирая животом очки, после чего снова фыркнула и ответила:
– Да уж, я и сама не думала.
Мужчина накинул на длинные русые патлы капюшон, взял с полки фонарик, быстро проверил его работоспособность и, снова становясь серьезным, поучительно заметил:
– Тем не менее, осторожность никогда не помешает, – и мягко добавил, – ступай, тебя уже ждут.
Яна проследила за взглядом синих глаз и только сейчас заметила в углу комнаты скромную, без вычур, как и все в этой комнате, винтовую лестницу. Сердце девушки забилось сильнее, она снова вспомнила телефонный звонок и удивилась интенсивности своих чувств.
«Это ничего не значило, – тихо повторяла она себе, поднимаясь по ступенькам, – это просто случайный выбор слов, в которых мне хочется слышать больше, чем есть на самом деле». Лестница вывела ее на площадку с двумя дверями; из-под одной из них пробивался свет. Яна перевела дыхание и снова, как мантру, повторила про себя: «Это абсолютно ничего не значило, все так же, как и всегда… или?» – девушка тряхнула волосами, отгоняя снова украдкой пробравшуюся в ее мысли надежду, и решительно толкнула дверь.
