Такое мгновенное влечение к мужчине было вовсе не в ее характере. Она обычно была очень сдержанна и не испытывала сексуальной озабоченности. У нее никогда не было с этим проблем. Да и Хокинз совсем не в ее вкусе. Он обладал слишком большой внутренней энергией, буквально подавлял ее, был слишком мужествен. А это с детства внушало ей ужас.
Чармиан не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. Хорошо еще, что она не сняла жакет, который скрывал предательски напрягшуюся грудь. Как глупо! Она совсем не знала Хокинза, и он ей не нравился. Что же вытворяет ее тело?
— Это подарок мужчины? — спросил Хокинз, протягивая ей цепочку с подвесками.
Какое ему дело? — подумала Чармиан, но вежливо ответила:
— Это принадлежало моей матери… Мой отец подарил ей… к свадьбе.
— Вам придется исправить замочек.
Совершенно неожиданно он протянул руку и коснулся ее шеи. Чармиан затрепетала. Сейчас он смотрел ей прямо в глаза, и она не могла отвести свои. Он скользнул взглядом по ее губам. И она почувствовала, что они стали сухими и запылали огнем. Ей безумно захотелось, чтобы он коснулся их языком. Она дышала прерывисто и чувствовала, как грудь продолжает твердеть под блузкой.
Пальцы скользнули по нежной коже ее шеи, и она представила, как их губы сливаются в страстном жадном поцелуе, а его руки…
— Ваша цепочка. Если вы ее не почините, то непременно потеряете…
Чармиан словно обдало холодом, когда он отошел от нее, не выпуская из руки украшение. Она почувствовала себя униженной.
Какое счастье, что он не мог прочесть ее мысли в эту минуту! Пережитое потрясение заставило ее разувериться в себе. Ей никогда раньше не приходилось упрекать себя за сексуальные фантазии, даже когда она встречалась с мужчинами, которые нравились ей больше Джеффри.
Вероятно, ее возбужденное состояние объяснялось облегчением, которое она испытала, получив десять тысяч фунтов. Ведь теперь она может не так тревожиться о бабушке.
Да, да, это реакция организма на снятие стресса, в котором она жила так долго. Вне всякого сомнения, именно так.
Джеффри Хокинз тем временем подошел к двери и распахнул ее перед Чармиан.
— Тогда до следующей недели. Если возникнут какие-нибудь проблемы, то Саймон вам поможет.
— Проблем не будет, — поспешила заверить его Чармиан, твердо решив дать ему понять, что они сработаются, и он может рассчитывать на нее как на профессионала.
— Надеюсь.
И Чармиан ушла, даже не вспомнив о своей цепочке.
«Надеюсь».
Повторяя про себя это слово, Чармиан вдруг прониклась уверенностью, что так и будет. Меньше чем через час с того момента, как она вступила в должность, хозяин покинул дом. Чармиан занялась делами.
Поваром у Хокинза был француз, вечно чем-то недовольный. Видимо, Джеффри Хокинз успел ущемить его гордость, не дав раскрыть кулинарные таланты. И когда Чармиан сообщила ему о предстоящем банкете, он ответил:
— Я шеф-повар. Но еще ни разу здесь мне не предоставили возможность показать, на что я способен. Я постоянно готовлю обед для одного хозяина, завтраки или деловые ланчи. Не для этого я учился десять лет.
— Но, Мишель, все это скоро изменится.
— Слишком поздно, — зло возразил француз. — Я не собираюсь больше оставаться в этом доме. Я способен создавать в кулинарии произведения искусства. Здесь мне больше нечего делать.
Решение было им принято, и все уговоры Чармиан не принесли результата.
— Ну, как дела с Мишелем? — поинтересовался Саймон. — Думаю, хозяину не слишком понравится, когда, вернувшись, он обнаружит, что Мишель ушел.
Чармиан подумала, что Саймон мог бы помочь ей уговорить повара остаться, но он не выказал ни малейшего желания ввязываться в это дело. Хотя он мог бы понять, что теперь и ему, и Чармиан придется приложить много усилий, чтобы найти замену.
Чармиан явно не нравился секретарь. Он же как ни в чем не бывало продолжал болтать:
— Знаете, почему босс купил это поместье? Ну, это же очевидно. Все эти новоиспеченные миллионеры стремятся к одному: за свои деньги войти в высшее общество. Сначала они приобретают старинное поместье, а затем женятся на девушке из аристократической семьи. Классический способ, не правда ли? Они смотрят на это как на вершину успеха. Но не всегда это срабатывает. На самом же деле их до конца так и не принимают за своих.
Чармиан уловила в его тоне злорадство и внезапно рассердилась. Она холодно спросила:
— Вам эти рассуждения не кажутся неуместными? Ведь мы работаем на Джеффри Хокинза!
— О, так вот что у вас на уме, — ухмыльнулся Саймон. — Напрасные иллюзии, дорогая моя! Он, конечно, будет не прочь затащить вас к себе в постель. Но если вы надеетесь на обручальное кольцо на вашем пальце, то у вас нет шансов. У вас неподходящая родословная. Ни отца, ни дяди в палате лордов, не так ли? Тогда вам не на что рассчитывать.
Чармиан, пораженная его злобным тоном, пропустила мимо ушей то, что секретарь сказал о ней, но почувствовала, что должна защитить Хокинза. Этот секретарь откровенно завидовал своему хозяину и за глаза поливал его грязью.
— Уверена, что вы ошибаетесь, — начала она. — Если Хокинз захочет купить себе титул, это не составит труда.
— Да, без сомнения, — прервал ее Саймон. — Но этот титул не откроет перед ним ни одну дверь. И неважно, какое богатство будет за ним. Зачем ему это поместье? Разумеется, не для того, чтобы устраивать приемы для своих клиентов. Они всегда поступают одинаково. Сначала миллионы, потом поместье и жена-аристократка. Затем дети, престижные школы…
Чармиан разозлилась. Глаза ее сверкнули.
— Если вы так ненавидите своего хозяина, странно, что продолжаете работать на него.
— У меня нет выбора. Мой отец не богат. А вы знаете, кем был старина Джеффри до того, как стал миллионером? Простым работягой, которому платили сдельно.
— Ну и что в этом плохого? — резко бросила Чармиан.
Ей показалось, что она слышит ядовитые слова опекуна. «Дорогая моя, — говорил тот не раз, — ты должна быть мне признательна за то, что живешь в моем доме. У твоего отца не было такого дома, он всегда нуждался в деньгах. Однако, мне кажется, ты не очень благодарна мне. Ты неуступчива, расстраиваешь Рейчел и меня. Придется отдать тебя на год в закрытую школу. Это научит тебя ценить жизнь здесь».
Чармиан тогда промолчала, но не забыла пережитое чувство униженности. Рейчел тоже часто запугивала ее школой. Этим двоим удавалось держать ее в постоянном страхе.
Позднее она убедилась, что спокойная жизнь в школе, когда рядом не было ни опекуна, ни Рейчел, нравится ей гораздо больше, чем полное угроз и унижений существование в богатом доме.
