С другой стороны, Айрис по собственному опыту знала — ничто так не отвлекает от дурных мыслей, как тяжелая, напряженная работа в огороде. Сейчас, к сожалению, и это занятие не помогало избавиться от тревожных раздумий. Она разогнула усталую спину, чтобы поправить выбившийся из‑под шапочки локон золотистых волос.
Что же, скажите на милость, теперь ей делать? Этот вопрос не давал покоя с того самого момента, когда на пороге дома вместе с мистером Рейсом появился Филипп. Снова и снова эта беспокойная мысль терзала возбужденный мозг Айрис, усиливая ее отчаяние. С того памятного утра минуло уже две недели, но напряжение, в котором молодая вдова жила в эти дни, не проходило. Животный страх, охвативший все ее существо, сковал природную способность к логическому мышлению. По существу, нервы Айрис находились на пределе, мозг отказывался что‑либо воспринимать, кроме одного‑единственного факта: в ее жизнь снова ворвался Филипп Бартон. Несчастная женщина жила с ощущением близкой катастрофы. Всечасно подстерегало ее предчувствие опасности…
…Айрис с трудом верила собственным глазам. Вид человека в дверном проеме буквально пригвоздил ее к месту. Это было как удар в солнечное сплетение — ни пошевелиться, ни вздохнуть.
— Нет никакой необходимости беспокоить миссис Динмор. Я уверен, ее дочь сама прекрасно справится с этой задачей — проведет меня по дому и покажет все необходимое.
Я не могу! — молча прокричала дочь миссис Динмор, глядя на сына преподобного Бартона.
Агент по недвижимости, недоуменно пожав плечами, спустился по ступенькам крыльца и направился к своему автомобилю. Оставшись один, Филипп широко распахнул входную дверь и, ни слова не говоря, прошел в просторный холл мимо дрожащей от волнения хозяйки.
Совершенно сбитая с толку, молодая женщина уставилась на гостя застывшими от испуга глазами. Нереальность происходящего скорее походила на жуткий ночной кошмар.
— Мне, конечно, следовало связаться с тобой заранее, — тихо проговорил Филипп. — Но я был за границей и лишь недавно узнал о случившемся.
— О случившемся? — тупо повторила Айрис.
— Я только хотел сказать, что очень сожалею о гибели Чарлза.
— А… Но это произошло давно. С тех пор много воды утекло, — еле слышно промолвила молодая вдова, беспомощно пожав плечами.
— Судя по всему, ты неплохо устроена, — сказал гость, медленно растягивая слова.
Он окинул взором старинные семейные портреты в тяжелых позолоченных рамах. Взгляд задержался на бронзовых вазах, которые выделялись на фоне хорошо отполированных старых дубовых панелей, покрывавших стены холла. Вазы с букетами зелени излучали тепло и уют. Айрис в голосе Фила послышалась циничная, злая интонация. Она почувствовала, как внутри начинает подниматься раздражение на бесцеремонное, более того — просто наглое поведение богатого, преуспевающего дельца. Айрис только было собралась спросить, зачем он здесь появился — дом‑то на самом деле ему не нужен, но тут в холл вошла мать.
— Очень рада вас видеть. Издалека? — проворковала Люцилла, одаривая Филиппа обворожительной улыбкой.
Айрис чуть не застонала вслух — мать явно некстати взялась сыграть роль «любезной хозяйки» богатого дома.
Бартон же, как ни в чем не бывало, взял протянутые к нему руки немолодой дамы в свои ладони и тепло улыбнулся.
— Да, мы давно не встречались. Надеюсь, вы еще помните моего отца, преподобного Августа Бартона. Несколько лет назад он был викарием здесь, в Шилдтоне.
Люцилла лучезарно улыбнулась молодому, элегантному красавцу.
— Конечно, я не забыла его. А вы, должно быть, Фил, тот непослушный мальчишка, который вечно попадал в разные истории, — сказала она, сверкая улыбкой.
— Он самый.
— Ты сильно вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз. Похоже, дела идут неплохо? — сказала она, одобрительно оглядывая, дорогой, явно сшитый на заказ, темно‑серый костюм гостя. — Но что же это я? Ты, наверное, долго добирался до нас. Не хочешь ли чашку хорошего, горячего чая?
— Мама! Я не думаю, что…
— Пустяки, дорогая, — проговорила мать, не обращая внимания на глуховатый от напряжения голос дочери.
Люцилла взяла Фила под руку и направилась и большую гостиную.
— Бедный молодой человек проехал долгий путь. Он наверняка умирает от жажды.
— Мама! — настойчиво повторила дочь.
Но мать совершенно очевидно не собиралась откликаться на эту отчаянную мольбу. Что касается «бедного молодого человека», то, направляясь с радушной хозяйкой в гостиную, он обернулся и одарил Айрис холодной, издевательской ухмылкой.
Оставшись одна в холле, молодая женщина почувствовала, как на смену шоку и испугу быстро приходят долго подавляемые гнев и злость. Как он только посмел снова вторгаться в ее жизнь! В его поведении не было даже намека на раскаяние, не говоря уж об элементарном извинении за все причиненные им беды. С него станет додуматься до мысли, что она вышла замуж за бедного Чарлза из‑за денег! Айрис горячо уговаривала себя, что не продаст Филиппу Бартону ее Олдфилд Холл ни за какие миллионы. И тут она случайно увидела свое отражение в большом зеркале, висевшем на стене. Смотревшая на нее женщина выглядела так, будто побывала в большой давке. Лицо горело от жара печи, фартук в пятнах муки и жира. В ужасе от увиденного Айрис едва не лишилась чувств. Неудивительно, что красавец Фил смотрел на нее таким злым, колючим взглядом.
Понимая, что уже слишком поздно волноваться по поводу впечатления, которое она произвела на гостя, Айрис вышла из очередного оцепенения и торопливо направилась по коридору в сторону кухни. Поставив чайник на старинную плиту, а чашки с блюдцами на поднос, она затем вернулась в холл, откуда по крутой лестнице взбежала наверх и влетела в свою комнату. Напряжение, вызванное внезапным появлением Филиппа, постепенно стало отпускать. Неожиданная мысль о новой неминуемой опасности придала ей дополнительные силы. Айрис поспешно сбросила грязный фартук, влетела в ванную комнату и стала ожесточенно тереть губкой руки и лицо. Прошлась расческой по спутавшимся волосам, ощущая частые, громкие удары сердца, будто не причесывалась, а интенсивно занималась аэробикой.
Если не удастся заставить замолчать словоохотливую мать, действительно придется пережить не самую легкую ситуацию в жизни. Единственное, что как‑то успокаивало нервы, это доносившиеся сверху слабые шаги и звуки — Эшлинг и Руфь продолжали играть в мансарде.
Айрис молила Бога, чтобы девочки как можно дольше оставались наверху, подальше от посторонних глаз. Она быстро взглянула в большое, во весь рост, зеркало, проверяя свой внешний вид. Пожалуй, все не так уж и плохо. Вот только ничего нельзя было поделать со старыми джинсами и свитером. Времени переодеться во что‑то более свежее уже не было, да и стоило ли показывать Филиппу, что его внезапное появление в доме имеет для нее какое бы то ни было значение.
