свадьбы Дельфины в Ротвелл‑Парке так важно для нее прямо сейчас. Убедить Лукаса будет непросто, но она никогда не пасовала перед проблемами.
Через пару часов Руби подготовила меньшую из двух столовых для Лукаса. Она поднялась по лестнице в его спальню и постучала костяшками пальцев в дверь.
– Лукас? Ужин готов.
Она услышала, как он выругался, а затем послышались его решительные шаги к двери. Он открыл ее и остановился, глядя на Руби сверху вниз. На этот раз он был без солнцезащитных очков. Внешние края его радужных оболочек были дымчато‑серыми, а центр голубым, как льдинка. Длинные и густые ресницы, выразительные брови. Его волосы были взъерошены, словно он проводил по ним руками. Он был без ботинок, но все равно из‑за своего роста возвышался над Руби.
– Кажется, я сказал тебе, что не голоден.
– А я говорила тебе, как важно хорошо питаться. Сбалансированная диета поможет тебе быстрее выздороветь.
Он резко вздохнул и убрал руку с двери.
– Я не подозревал, что ты такая упертая. Я спущусь через минуту. Мне нужно обуться.
Руби могла бы уйти в столовую, но осталась в открытых дверях, наблюдая, как он пытается найти свои ботинки. Он ударился ногой о прикроватную тумбочку и грубо выругался.
– Они здесь. – Руби подошла к ботинкам, наполовину задвинутым под кровать.
Она не впервые входила в его комнату: в детстве она несколько раз проскальзывала сюда незамеченной. Ее щеки покраснели от воспоминаний. Она была так увлечена Лукасом, так любила его, будучи подростком. Наклонившись, она вытащила ботинки из‑под кровати, выпрямилась и отнесла их Лукасу. Она присела перед ним и поставила ботинки рядом с его левой ногой.
– Ну вот.
Лукас обулся и скривился:
– Спасибо.
Руби выпрямилась, осознавая, как близко они стоят друг к другу. Она трепетала с головы до ног. Ее сердце забилось чаще, ей стало трудно дышать. Она знала, что должна шагнуть назад, оставляя между ними хоть какое‑то расстояние, чтобы побороть соблазн прикоснуться к нему.
«Даже не думай прикасаться к нему!»
Но по какой‑то причине она не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу. Время остановилось. Молчание затянулось.
Лукас поднес руку к ее лицу и нежно коснулся ее щеки и подбородка. Она тихонько вздохнула, и он убрал руку, словно обжегшись.
– Прости, – отрезал он.
– Все в порядке, – прошептала Руби, и сердце едва не выскочило из ее груди. Прикосновение Лукаса было легким, но оно спровоцировало огненную бурю в ее теле. Волнение, желание и дрожь пробуждались в таких местах, о которых она не хотела думать. Местах, о которых она запрещала себе думать. Единственный раз, когда она прикоснулась к Лукасу в прошлом, закончился жутким унижением.
Лукас отошел от нее и сильно нахмурился:
– Обещаю, что это больше не повторится.
«Я хочу, чтобы это повторилось», – подумала Руби и удивилась своим мыслям. Многие годы она делала все, что в ее силах, чтобы не прикасаться к нему. Но теперь желание – страстное и щемящее – разрывало ее на части.
Она старалась не дрожать.
– Думаю, тебе придется компенсировать потерю зрения за счет других чувств. Прикосновение – один из способов узнать, как кто‑то выглядит или какое у него выражение лица.
– Мне не нужно прикасаться к твоему лицу, чтобы прочитать на нем жалость. – Его голос был озлобленным, а выражение лица мрачным и задумчивым.
– По‑твоему, я тебя жалею? Если да, то не из‑за твоей слепоты. Ты отказываешься сделать то, что можешь. Тысячи, нет, миллионы слепых людей живут счастливо и полноценно.
– Пожалуйста, избавь меня от нравоучений о том, как мне жить. – Он поджал губы так сильно, что они побелели.
Руби протяжно вздохнула:
– Я знаю, тебе очень тяжело. Все произошло так внезапно, и, как после любой операции, нужно время, чтобы привыкнуть к новым условиям. И я хочу помочь тебе пройти через это. Но я не сумею этого сделать, если ты будешь мне сопротивляться.
– Мне не нужна твоя помощь.
– Когда ты в последний раз брился?
Он состроил гримасу:
– Что‑что?
Руби снова подошла к нему вплотную и коснулась рукой его подбородка, покрытого щетиной. Лукас вздрогнул, словно ее прикосновение обожгло его, но не попятился. Она снова дотронулась до его лица, потом убрала руку и попыталась не обращать внимания на волнение и покалывание пальцев.
– Если ты не собираешься отращивать бороду, тебе надо побриться. Я могу отвезти тебя к парикмахеру, если хочешь.
– Я никуда не поеду.
– Может, вызвать его на дом?
– Нет. – Он взял солнцезащитные очки с прикроватной тумбочки, надел их и повернулся к Руби. Выражение его лица стало каменным. – А ты сама не хочешь меня побрить?
Щеки Руби снова залил румянец.
– Не представляю, чтобы ты разрешил мне подойти к тебе с бритвой. Кто знает, что может случиться?
Уголок его рта приподнялся в усмешке.
– Это точно.
От его язвительного тона по ее спине пробежала дрожь, и Руби повернулась к двери, прежде чем ей снова захотелось прикоснуться к Лукасу. Что с ней происходит? Разве у нее не осталось гордости, особенно после его оскорбления много лет назад? Ей нужно взять себя в руки. Меньше всего ей сейчас надо сильнее увлекаться мужчиной, который никогда не заинтересуется кем‑то вроде нее.
Через несколько минут они сидели в столовой. Руби положила Лукасу запеканку и налила вина в его бокал.
– Приятного аппетита!
Лукас наклонился и понюхал пар, поднимающийся над его тарелкой.
– М‑м‑м, вкусно пахнет. – Его пальцы быстро нащупали столовые приборы. Он склонил голову набок, словно почувствовав, что Руби наблюдает за ним. – Что‑то не так?
Она положила салфетку на колени и взяла столовые приборы.
– Наверное, трудно научиться есть, когда ничего не видишь.
– Я привыкаю к этому. – Он нахмурился. – Пару недель мне помогал очень хороший эрготерапевт.
– Должно быть, он здорово тебе помог.
– Она мать троих взрослых детей, и она безжалостна. – Он грустно усмехнулся. – Я сказал ей, что она сделала бы блестящую карьеру сержанта‑инструктора.
– Ты непростой пациент.
Лукас посерьезнел и стал двигать еду по тарелке, задумчиво нахмурившись.
– Да.
– Почему ты вернулся сюда? – спросила Руби. – В последнее время ты здесь почти не бываешь. У меня сложилось впечатление, что тебе тут не нравится.
Он отложил вилку и взял бокал с вином.
– Здесь уединенное место. Пресса была бы в восторге, узнав о моем состоянии. Кроме того, тут я умею ориентироваться. Я все детство искал различные укрытия, чтобы спрятаться от родительских ссор. – Он отпил вина и поставил бокал на стол. – Я не считаю это жилище домом. Оно больше напоминало зону боевых действий.
