— Я, кажется, уже все сказала.
— Думаю, я тоже. Я не сойду с этого места, пока вы не поужинаете. — В его голосе зазвенел металл.
Элис с недоверием взглянула на него, удивляясь, что такой человек, как Берт, уделяет ей столько внимания. Берт Бакстер явно не поддавался на уговоры и, если он что-нибудь решал, невозможно было сбить его с толку.
— Тогда несите еду, — коротко приказала она.
— Так-то лучше.
— И можете идти. Боюсь, от вашей компании у меня пропадет аппетит.
— Ешьте быстрее, и вам не придется меня долго терпеть.
— Я предпочитаю есть в одиночестве.
— Я не уйду, пока вы не закончите. И потом мне бы хотелось, чтобы вы рассказали, как все это случилось с Саймоном, хотя я имею кое-какое представление.
У нее было искушение сказать правду, но что-то удержало. Наверное, это наследие школьных дней, когда ябедничать на одноклассников считалось отвратительным. Элис отвернулась.
— Это не имеет значения.
Он сильно сжал ее плечи.
— Уверены?
Девушка подавила дрожь.
— Да.
— Совершенно уверены?
— Я так думаю. Что бы я ни рассказала, это ничего не изменит. Саймон в госпитале по нашей глупости.
Внезапно его руки разжались. Там, где были пальцы, кожа горела, потом охватил озноб. Молча Элис смотрела на него и, когда он отвернулся, облегченно вздохнула.
Берт взял поднос и понес к двери, но она остановила его.
— Я передумала. Я поужинаю, но не здесь.
Он с удивлением взглянул на нее.
— Это еще почему?
Элис могла бы ответить точно, что его присутствие в маленькой комнате смущает ее.
— Я предпочитаю выйти из комнаты.
Он продолжал смотреть на нее со странным выражением. В какой-то миг Элис показалось, что этот человек точно знает, какие мысли проносятся у нее в голове, понимает, что она чувствует. Она не сводила с него глаз.
— Если вы так хотите. — Берт усмехнулся.
— Да…
— Тогда пойдемте к месту для пикника.
— Отлично.
Это место было недалеко от изгороди, рядом: горел костер и стоял длинный стол со скамьями. Элис подождала, когда Берт сядет, и уселась на лавку напротив. — Здесь чувствуете себя безопаснее? — Элис не ответила. — Вы меня интригуете.
— Каким образом?
— Вы так странно реагируете на меня. В вас есть какая-то трогательная невинность, Элис, застенчивость, даже робость. Хотя вам почти удается скрывать это. И тот, кто плохо вас знает, может решить, что вы еще не вкусили любви.
Отблески близкого огня играли на его лице, смягчая жесткие черты. Лицо его, за исключением губ, которые от контраста с ослепительно белыми зубами казались еще более чувственными, было неподвижно.
— Правда? — Она очень старалась, чтобы голос казался нейтральным.
— Чепуха, конечно. Вы вполне современная молодая женщина, отправившаяся на отдых с приятелем… Или он ваш жених? Вы обручены? Но я не вижу у вас кольца…
— Я уже сказала, моя личная жизнь вас не касается, Берт. И здесь я только затем, чтобы поужинать, а не отвечать на ваши вопросы.
— Пожалуйста. — Он снял с подноса салфетку.
— И не надо больше вопросов, Берт, хорошо?
Он замолчал. Потянув поднос к себе, она услышала его приглушенный смех.
Только когда Элис приступила к еде, она поняла, как голодна. Берт поджарил мясо идеально. Хрустящее снаружи, сочное и нежное внутри, к нему ломтик подсушенного хлеба, немного салата, который она приготовила раньше. Невозможно было не съесть все, что было на тарелке. Наконец, отодвинув ее от себя, она сказала:
— Спасибо.
Берт неожиданно положил ладонь на ее руку.
— Не торопитесь, посидим здесь еще немного.
Элис снова опустилась на скамью и осторожно высвободила руку, но еще несколько секунд ощущала жар его прикосновения. Только какое-то время спустя она смогла расслабиться настолько, чтобы наслаждаться шорохами и звуками ночи. Темное небо освещалось волшебным мерцанием звезд. Долго стояла засуха, наконец прошел долгожданный дождь. Пряный запах тропических кустарников, растущих в Грин Глейде, смешивался со сладким благоуханием цветущей мимозы. Воздух трепетал от стрекотания древесных лягушек и неопределенных звуков, издаваемых невидимыми сейчас животными. И ничто больше не нарушало тишины ночной саванны.
— Здесь так замечательно, — задумчиво сказала Элис.
— Да.
— Тишина и звуки одновременно. Я здесь почти неделю, но не замечала этого раньше.
— Наверное, потому, что никогда не давали себе такой возможности.
Девушка отвела глаза, сознавая, что Берт прав. Порой ей хотелось прогуляться вокруг лагеря, посидеть, посмотреть на звезды, но остальные настаивали на игре в карты, и Элис, видя, что на нее рассчитывают, каждый раз уступала.
— Вероятно.
Они снова замолчали.
Элис поправила рукой волосы.
— И вы часто сидите здесь по ночам?
— Это мое любимое время суток.
— Рассветы и закаты тоже прекрасны.
— В саванне так много разного, Элис, и все замечательно.
— Кажется, я начинаю понимать это.
— Чем дольше живешь среди дикой природы, тем острее чувствуешь ее. Саванна постоянно меняется. Познаешь ее различные настроения, разные сезоны. После этого невозможно представить себе другую жизнь.
— И для вас это так, Берт? — Элис захотелось побольше узнать об этом необыкновенном человеке.
— Да.
— А как вы попали в Грин Глейд? Или вы родились в этих краях?
— Я вырос в обычном среднеамериканском городке. Вас это удивляет? Школа, крикет, регби, множество друзей. Мой отец был учителем. Ему в голову не могло прийти, что сын не пойдет по его стопам, пока я не провел несколько месяцев с дядей в саванне. Он был смотрителем заповедника и как-то взял меня с собой: показал то, чего я никогда не видел, научил тому, чего я никогда не знал. Он рассказывал об охране окружающей среды и важности создания заповедников, где животные защищены от цивилизации и охотников. Чем больше я видел и узнавал, тем больше во мне крепло желание иметь собственный лагерь. Одно влечет за собой другое. Я хватался за любую возможность заработать на покупку земли.
— Вот так история. И вы никогда не жалели о своем выборе?
— Ни разу. Саванна входит в кровь.
Его слова, казалось, проникли в глубь ее души, охваченной эмоциями, которых она не понимала. Элис беспокойно шевельнулась на скамейке.
— Ну это мне не страшно, — тихо сказала она, — я недолго здесь пробуду.
— Вы можете задержаться. — В его голосе прозвучали странные ноты.
— Надеюсь, Саймон скоро поправится.
— А если нет?
Вопрос повис в ночной тишине.
