— Мне пиццу, сейчас же!
— Пожалуйста, дайте мне пиццу, — спокойно поправил его Тернер.
Ники нахмурил свои темные брови и скорчил свою знаменитую мрачную мину. Тернер тоже сурово нахмурился ему в ответ.
— Пожалуйста, — нехотя сдался Ники.
Шейла разложила пиццу по тарелкам, неожиданно пожалев, что не приготовила что-нибудь более изысканное.
— Очень вкусно, — радостно заявил Тернер.
В следующий раз он сам может приготовить еду. Пусть у них будет всеобщее равноправие, если еще представится такая возможность. Ведь в любую минуту могла объявиться Мария. Подумав об этом, Шейла разволновалась. Она не сводила с него глаз. Она могла бы поспорить, что он пробовал гораздо более изысканные кушанья, чем пицца, которая оказалась достаточно вкусной.
Шейла испугалась, что он сможет узнать, о чем она думает, догадаться о ее желаниях.
— Вы, конечно, любите яблоки, — решила она продолжать разговор.
— Я?
— И морковь.
— О, вы имеете в виду то, что лежит в холодильнике.
— В доме нет других свежих фруктов и овощей.
Он смутился.
— Я покупаю их для лошадей.
— Мне шесть лет, — объявил Ники, косо взглянув на Тернера.
— Не слишком ли ты маленький для своего возраста? — сухо спросил Тернер.
— Пить, сейчас же! — приказал Ники Шейле.
— Неужели ему все всегда сходит с рук? — изумленно спросил Тернер.
— Ему только три года.
— А я думал, что ему шесть, — заметил Тернер. — Ники, если ты хочешь чего-нибудь выпить, ты должен попросить по-другому.
— Пить, сейчас же, Поппи. — Ники захихикал. — Пить, Поппи, пить.
— Спокойной ночи, Ники, спокойной ночи, — предупреждающе прорычал Тернер.
— Пожалуйста, пить, — сдался Ники.
— Выпьешь молока, — предложил Тернер.
Ему налили молока. Он подул на него, пустив несколько пузырей.
— Он всегда так себя ведет? — спросил Тернер Шейлу.
Внезапно ее охватил безумный гнев. Как он осмеливается спокойно сидеть здесь и осуждать маленького мальчика, которого не помогал растить?
— Ему нужен отец. Терпеть не могу, когда вы, мужчины, поступаете подобным образом. Отказываетесь от детей, потому что вам легче зачать ребенка, чем помогать воспитывать его, а потом жалуетесь на невоспитанных детей, которых растят матери-одиночки.
Он пристально посмотрел на нее, и что-то засверкало в его глазах. Ей показалось, что это или боль, или сожаление, но его слова развеяли все ее предположения:
— Вы думаете, что он мой сын?
Шейла разглядывала Тернера и Ники. Не заметить родственную связь между ними мог только слепой.
— А разве нет? — она недоверчиво усмехнулась.
— Не думаю, что нам следует говорить об этом в его присутствии.
В этот момент раздался телефонный звонок. Свирепо взглянув на нее, Тернер встал и направился к стойке буфета.
— Я забыла сказать вам, что звонила Эбби, — невинно заявила Шейла, откусывая кусок пиццы.
Он бросил на нее подозрительный взгляд. Она умеет скрывать свои чувства. Делает вид, что ничего не произошло, а сама считает, что Ники его родной сын и что он бросил его?
А теперь она весело сообщила ему, что звонила Эбби, как будто то, что она подошла к телефону, не будет иметь для него никаких последствий.
Эбби, конечно, поняла, что у него гости. И, хорошо зная сестру, Тернер понимал, что она не успокоится до тех пор, пока не выяснит все подробности.
Он подошел к телефону.
— Алло, — неохотно произнес он. — Эбби. Я так и думал, что это ты… Я сам удивлен больше всех… Это долгая история… У тебя есть время? Ну а я как раз кое-чем занят… Я ужинаю. Да, как раз сейчас.
Ребенок начал вопить, что хочет еще молока.
— Пожалуйста, — сурово напомнил ему Тернер, закрыв рукой трубку. — Да, ты слышала голос ребенка… мальчика… Правильно. Моя жизнь полна секретов, о которых я тебе никогда не рассказывал. Я сам многого не знал.
Ответом ему был мрачный взгляд Шейлы.
— Этот мальчик — сын Марии Джеррарди, — сказал он. — Так что, похоже, у тебя есть племянник.
Сестра так громко завизжала, что ему пришлось убрать трубку от уха. Но ему показалось, что глаза Шейлы округлились и потемнели и она немного побледнела.
Эбби, конечно, все знала о Марии и Нике. А Шейла и понятия не имела.
Но он не собирается посвящать ее в семейные тайны Маклеодов. Возможно, даже лучше, что она поверила этому. Почему он так хотел поцеловать женщину, которая так плохо думала о нем, не имея на то никаких оснований?
Его глаза остановились на ее губах. А почему бы и нет, в самом деле?
Но если у нее есть хоть капля здравого смысла, то она, возможно, будет теперь держаться от него подальше. А она очень похожа на здравомыслящую женщину.
— А как насчет Ника? — спросил он Эбби. — Только не я… Ни слова… Нет, Эбби, пожалуйста, не надо приезжать. Он твой племянник, и ты имеешь право? Ну хорошо-хорошо… Привези с собой пару зеленых перчиков. — Последние слова он произнес как можно тише, чтобы Шейла не услышала его. Тернер быстро взглянул на нее. Но, заметив выражение мрачной непокорности, появившееся на ее лице, он понял, что теперь они ему не понадобятся. Шейла больше не станет готовить ему пиццу. — Нет, это не Мария подходила к телефону. Это долгая история… Я знаю, что у тебя есть время. Но у меня его нет!
Прошло еще несколько мучительных минут, в течение которых Тернер пытался убедить сестру отложить знакомство с племянником, которого ей не терпелось увидеть. Наконец он повесил трубку.
— Кто такой Ник? — спокойно спросила Шейла.
— Я — Ники.
— Мой брат, — ответил Тернер.
— Так Ники его или ваш сын?
— Догадайтесь сами, — холодно произнес он.
— Это несправедливо.
— Ники Шейлин и мамин, — заявил мальчик. — Ники не твой. Ники любит Шейлу. Ники любит маму. Ники любит Ральфа. Ники любит лошадей и пиццу. Ники не любит тебя. — И, закончив свою тираду, малыш беззаботно откусил огромный кусок пиццы.
Если бы жизнь была справедлива, этого не происходило бы с ним сейчас. Эти двое, которые, похоже, терпеть его не могли, сваливаются как снег на голову, чтобы испортить ему жизнь.
Зачем ему разубеждать ее? Завтра Эбби в два счета позаботится об этом.
Тернер надеялся, что сумеет придумать какое-нибудь неотложное дело, чтобы уехать в Биллингс.
А сегодня вечером ему лучше держаться подальше от этой кареглазой блюстительницы нравов. Между ними возникло холодное отчуждение. Это было следствием того, что совсем недавно произошло между ними.
Ведь только что, перед ужином, когда он увидел ее стоящей посреди комнаты, его охватило неожиданное чувство, будто он знает ее, что всегда знал. И ему показалось таким естественным подойти и посмотреть на нее, стереть пудру с ее лица. А потом ему в голову полезли мысли о поцелуе. От этих мыслей нельзя было так просто отделаться, они обрушились на него как буря.
