Оказывается, даже не любя, можно сходить с ума от тревоги.
Врач не нашёл у Руслана ничего серьёзного, кроме обычной простуды и переутомления. Но тем не менее оставил целый список с назначениями — жаропонижающее, витамины… Надо сбегать в аптеку.
Проводив доктора, я сделала Руслану чаю с мёдом, а сама пошла за лекарствами.
Когда я вернулась, он уже спал. Я села рядом и погладила его по волосам.
Я малодушно радовалась этой задержке. Если бы не она, мне пришлось бы говорить с Русланом уже сейчас. А так была причина тянуть, и я тянула… Не бросать же его больного, правда?
Тьма внутри тоже жмурилась от удовольствия, наслаждаясь последними днями с человеком, который меня любил.
Руслан болел целую неделю, и я была рядом с ним. Мы уже не ходили в институт — пришло время для активного написания дипломов, но, по правде говоря, активностью пока и не пахло. Я вяло набирала необходимый материал в интернете, а Руслан просто спал целыми днями, либо что-то рисовал простым карандашом в маленьком блокноте. Он называл его эскизником.
В один из вечеров, когда он рисовал, я сидела рядом в кресле и читала книгу. Но никак не могла сосредоточиться — всё время думала о том, что Руслан вот-вот выздоровеет окончательно, и мне придётся озвучить ему своё решение.
«Не надо, — шептала тьма внутри меня. — Не озвучивай. Он ведь счастлив с тобой. Зачем лишать его этого счастья?»
«Оно фальшиво».
«Вспомни себя. Ты радовалась любому счастью. Даже фальшивому…»
Я качала головой и хмурилась. Я… да, радовалась. Именно поэтому я и не хочу, чтобы вместо поиска настоящего счастья Руслан жил счастьем фальшивым.
— Вера?
Я подняла голову от книги, которую давно уже не читала.
— Ты когда-нибудь расскажешь мне… о {нём}?
Я на секунду замерла, а после покачала головой.
— Нет.
— Почему?
— Это не имеет значения.
Руслан вздохнул, и я вдруг заметила на его лице обиду.
— Я просто… хотел бы знать, кого ты любишь.
— Для чего? — спросила я мягко. — Чтобы сравнивать?
— Нет, — ответил он быстро, но потом исправился: — Не знаю. Я пытаюсь понять…
Он замолчал. Но мне и не нужно было продолжение.
«Я пытаюсь понять, почему {он}, а не я».
Вечная история. Я тоже когда-то пыталась понять, почему не я.
Но это примерно как пытаться понять, почему дует ветер. Можно прочитать кучу умных слов, но так и не понять в итоге, почему.
Дело ведь не в словах…
Любовь — она либо есть, либо её нет. Всё остальное не имеет значения.
— Руслан… — Я села рядом с ним на постель и взяла его за руку. Пора. — Я хотела поговорить с тобой. Я…
Он грустно улыбнулся.
— Ты хочешь уйти. Да?
В груди так заболело, будто меня туда ударили.
— Да.
— Не уходи. Разве тебе плохо со мной?
— Нет. Мне хорошо.
— Вот видишь. И мне с тобой хорошо. Не уходи, Вера.
Я подняла руку и погладила его по щеке.
— Неправда. Тебе плохо. Плохо от невзаимности. От отчаяния. От надежды. Да, это именно надежда заставляет нас летать, но если она беспочвенна, мы обязательно упадём вниз. Руслан… Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты встретил женщину, которая полюбит тебя так же, как ты будешь любить её. Я знаю — это возможно. Только я… я здесь лишняя.
Он обнял меня и начал лихорадочно, больно целовать.
— Вера… Вера… Ангел мой…
Я остановила его и, обняв сама, прошептала в горько изогнутые губы:
— Нет, Руслан. Я не ангел. Ангел — это ты.
6
Утром следующего дня я собирала вещи под тягостное молчание.
Никогда не думала, что молчание может быть осязаемым… Оказалось — может.
Когда кажется, что оно висит в воздухе, и его можно пощупать. Когда чудится, что от него в груди вот-вот что-то лопнет. Когда хочешь заплакать, но почему-то не можешь.
Так бывает — слишком больно, чтобы плакать.
Дрожащей рукой я положила ключи на столик возле входной двери. Вздохнув, посмотрела на себя в зеркало.
Странно, мне ведь всего-то двадцать один год. А в зеркале словно старуха отражается…
— Вера…
Руслан, похожий на хмурую нахохлившуюся птицу, стоял в дверном проёме гостиной.
Я подхватила с пола сумку, перекинула её через плечо. Тяжёлая… Из своей квартиры я уходила с гораздо более лёгкой ношей.
— Да?
Голос был хриплым и срывался.
— Обещай мне кое-что.
Я улыбнулась — вымученно и немного дико. Обещать… Что я могу обещать?
— Да?
— Пожалуйста, не плачь по ночам.
Он словно пощечину мне дал.
— Ты… знаешь?..
Руслан кивнул, и я отвела глаза.
Я действительно часто плакала по ночам, особенно в первый месяц, но думала, что он не слышал.
— Хорошо, я обещаю.
Руслан вновь кивнул, и я, поглядев на него в последний раз, вышла из квартиры.
Снег. На улице шёл снег.
В моей душе была абсолютная, всепоглощающая чернота, а здесь, снаружи, всё серебрилось, переливалось и сияло белоснежно-белым.
Как странно. Ведь я, Вера — падший ангел.
Как так получилось, что я упала во второй раз?..
Подходя к месту, которое я раньше называла своим домом, я необыкновенно остро чувствовала собственное дыхание.
Я дышала, дышала и дышала, наполняя лёгкие морозным воздухом, и он колол меня изнутри, словно лезвиями — но надышаться я не могла. Словно что-то сдавливало шею и грудь.
И сердце билось резко, непримиримо, отчаянно.
{Вера, зачем? Зачем ты возвращаешься туда, где тебя никто не любит, никто не ждёт? Зачем ты возвращаешься в ту жизнь, в которой никому не была нужна?}
Я не могла ответить.
И этот снег… Господи, почему он настолько белый? Как он может быть таким, если в моей душе всё черным-черно?
Мир молчал, как и всегда. Даже когда нам нужно, он не отвечает на наши вопросы, сохраняя равнодушную тишину.
После ухода родителей я много раз спрашивала его, за что мне это. Но единственным ответом было монотонное тиканье старых настенных часов в гостиной.
Сейчас… сейчас, когда я приду туда, они тоже будут тикать. Тик-так, тик-так… Отсчитывая мгновение за мгновением. Пустые, больные, горькие мгновения, которым нет конца.
Как же я не хочу идти туда. Не хочу вновь слышать это тиканье. Не хочу…
Я тяжело опустилась на лавочку возле подъезда.
Может, и не стоит идти туда.
А куда тогда идти?
{Никуда,} — шепнула тьма внутри меня. — {Зачем вообще куда-то идти и что-то делать, если ты никому не нужна? Бесполезная, никчёмная девчонка.}
Неправда. Я нужна Руслану.
{Бесполезная, никчёмная и глупая девчонка. Руслану она нужна! Ты ушла от него. Ушла от того единственного, кто тебя любил, чтобы продолжать прозябать в одиночестве.}
— Господи, — прошептала я, сжимая ладонями виски. — Что же это? Я так и буду теперь бесконечно разговаривать сама с собой?
Несколько мгновений мир молчал. Тревожно, устало молчал. И только снежинки с лёгким шорохом сыпались сверху…
А потом он ответил.
— Ми…
Я замерла.
— Ми…
Мне это кажется?
— Ми…
Я резко вскочила на ноги и огляделась по сторонам. И сразу заметила под лавочкой какое-то тёмное пятно, почти занесённое снегом.
Уже протягивая к нему руку, я наконец расплакалась.
Впервые в жизни мир ответил на поставленный вопрос.
Хотя… возможно, отвечал и раньше?
Просто я не слушала.
Дома, отмыв, накормив и отогрев найдёныша, я долго не могла понять, кого он мне напоминает.
В конце концов сообразила.
Серый, с полосатым хвостом, белой мордочкой и такими же «бровями» над глазами, котёнок был похож на маленького енота.
— Будешь называться Крошкой Енотом, — сказала я ему. — Если ты, конечно, мальчик… В чём я не уверена.
