Тимофея. Я бы сказала, что это неприлично, если бы сама только что не пялилась на него как на божество.
Вот действительно, зачем мы тут стоим? Позорище!
— Ведешь себя как мальчишка! За уши бы тебя оттаскать, так ведь не достану, вымахал вон! — кипятится бабуля, вызываю очаровательную улыбку на лице внука. Он мгновенно меняется, улыбаюясь ей по-доброму, с видом плюшевого медведя, на которого невозможно злиться.
— Разве я плохо себя веду, ба?
— Не прикидывайся. Говорят, ты Варечку обижаешь.
— Кто это говорит? — снова резкая метаморфоза и жесткий взгляд на меня. — Она сама? Или моя мамочка? Они сами знают, что нужно сделать, чтобы я был милым. Освободить территорию от своего присутствия.
Тон Тимофея настолько холоден, что даже бабушка не находит что сказать. И пока она тушуется, закрывает дверь прямо перед ее носом.
Тут же юркаю мимо сестры в комнату, чтобы прихватить свою сумочку, а потом мы все вместе спускаемся вниз, чтобы дождаться Павла Петровича и Тимофея.
Мы едем на прием все вместе, а потом Тимофей просто-напросто сливается, хотя ему и велено караулить меня. Зачем-то ему постоянно поручают следить за мной, словно я маленький ребенок. То ли муж сестры не понимает, что мне двадцать, то ли он считает, что несет за меня ответственность.
А я и рада, что рядом нет Тимофея. Не хочу я, чтобы он за мной следил. Каждый раз, когда он рядом, кажется, что он мне глубже вгоняет нож в сердце. Тот самый, что вонзил ночью, когда мы переспали. Воспоминания обрывками проносятся в груди и причиняют боль. Он меня не узнал. Подумал, что спал с какой-то случайной девушкой. Одноразовое удовольствие. Даже не понял, что был первым. Что я добровольно отдала ему самое дорогое, подумав, что он в полном сознании и понимает, кто перед ним.
Всё это было не так, он просто напился и не узнал меня. Ни за что не признаюсь, что была с ним и ношу его ребенка.
Варя
Прием был откровенно скучным. Тимофей пробовал все коктейли подряд. Муж сестры налаживал контакты. Эляна ходила за ним хвостиком. Бабуля так и вовсе куда-то пропала. Вероника пребывала в скверном настроении. Еще бы, ведь здесь ей велено подыскать жениха по вкусу своего отца. Да уж, не завидую я ей.
— О, жалобщица, — слышу я протяжный голос Тимофея, а через секунду он сам материализовывается передо мной. — Ну что же прячешься, если так хотела моего внимания?
По голосу понимаю, что Тимофей нетрезв, да и видела, сколько коктейлей он выпил. Меня захлестывают волнение и страх. И самое ужасное, что я толком не могу ему ответить: рот болит, да и боюсь начать шепелявить. Если закрою глаза, он исчезнет?
Но Тимофей, конечно же, не исчезает, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Стоит передо мной и шатается, скользя взглядом по моему сиреневому платью. Мне кажется, что мне этот цвет не идет, бледной делает, но стилисту и моей сестре виднее. Спорить я не стала, собственно, мне было всё равно в чем идти. Смотрю в замутненные глаза Тимофея и думаю, вспомнит ли он об этом разговоре.
— Я не хотела твоего внимания, — вкладывая все силы в эту фразу, отвечаю. Плевать на боль, я хочу доказать свою правоту.
— И поэтому выпросила комнату на моем этаже и уговорила возить тебя в университет, — едко упрекает он.
— Я ничего не просила!
Стараюсь не попадаться на глаза, да и не возил он меня, хоть, кажется, его отец думает иначе. Что-то такое говорил водитель, который вместо Тимофея обеспечивал мои поездки на учебу и с учебы.
— Конечно, ты не признаешься, Варва-а-ра, — издевательски тянет он мое имя. — Сестра уже научила своим приемчикам?
— Что? — Я совсем не понимаю этого парня. Вроде пьян, но, когда говорит мне свои злые слова, в его глазах так много ясности и презрения.
— Вот, как раз один из них. Прикинуться наивной, ничего не понимающей овечкой. На жалость давить.
Глупо доказывать ему что-то, и я, вцепившись в сумочку, закусываю губу и смотрю в пол. Пусть интерпретирует сам мое молчание! Он на это горазд, моя помощь в этом не требуется. Ненавижу, когда не могу влиять на мнение других обо мне. Разве я не показываю, что правильная и добрая, что не действую с умыслом?
— Ты как-то изменилась, — слышу голос Тимофея ближе и вынуждена вскинуть голову. Он рядом. Всматривается в мое лицо, изучает прическу. Дотошный взгляд заставляет вспыхнуть. Я не привыкла, чтобы парни на меня смотрели, а тем более тот, от кого мое сердце заходится в тахикардии.
— Не знаю, может быть, — решаю ответить неопределенно. Что я еще могу сказать? Что сестра меня чуть в куклу не превратила? И я бы ей позволила.
— Лицо опухшее. Ботокс, что ли, вколола? Тебе не говорили, что это вредно в твоем возрасте? Я думал, ты умная.
Понятно. Вместо комплимента новой прическе и красивому макияжу очередное оскорбление, завуалированное под заботу.
— Умная бы не стала разговаривать с пьяным, — смелею, подстегнутая его бесконечными оскорблениями. Говорю, и тут же страх захлестывает. Глаза Тима темнеют, а он сам заметно напрягается.
— А что не так? Ты чем-то недовольна? Я только так могу смириться с вашим присутствием в доме.
— Тогда сочувствую твоей печени. Мы не уйдем.
— Ты мне угрожаешь? — ледяным тоном спрашивает он и делает шаг ко мне. Боже, зачем я это сказала? Это правда звучало как угроза? Я же просто обозначила факт.
— Нет, но я не могу уехать.
— Почему? — допытывается он, как будто уцепился за эту возможность. Как горько, что тот, кого ты любишь, хочет от тебя избавиться. Я должна научиться не любить его. Как я вообще смогла полюбить такого?!
— Сестра не отпустит.
— Ты маленькая? Пусть снимет тебе квартиру. Папа явно не жалеет для нее денег. Зачем тебе жить в нашем доме?
От него так тянет алкоголем, что меня мутит. В голове взлетают вертолеты. Сознание плывет.
— Я… — бормочу и куда-то уплываю.
— Варя! — очухиваюсь на
